Сжечь сарай - Харуки Мураками Страница 13

– О чем он говорил? – поинтересовался я.

– Так… о чем… старая это история, – вымолвил напарник, скрестил руки и опять задумался. Но больше ничего вспомнить не сумел.

Вскоре он выпрямился и сказал:

– Нет, не припомню. Лучше тебе встретиться со стариком самому. Выслушать все собственными ушами.

Так я и решил.

Сразу после сигнала об окончании рабочего дня я направился на шестой участок, но старика и след простыл. Там подметали пол только две девушки. Та, что постройнее, подсказала, что можно поискать его в старом кабаке. Я поспешил в кабак; старик действительно оказался там. Сидя за стойкой бара на высоком табурете, старик, широко расставив локти, пил сакэ. Рядом лежала кошелка с его ужином.

Кабак был старинный. Очень и очень древний. Не родился я, не свершилась революция, а кабак уже стоял. Из поколения в поколение создатели слонов выпивали здесь сакэ, перекидывались в картишки, пели песни. Стены сплошь увешаны старинными фотографиями завода: вот первый директор инспектирует слоновью кость, а вот знакомится с производстюм известная в прошлом актриса… При этом все фотографии императора и его семьи, вообще любые снимки на монаршую тематику сожжены руками солдат революционной армии. Зато сами революционные снимки наличествуют: революционная армия разбила лагерь на территории завода, революционная армия повесила бывшего директора…

Старик сидел под древней поблекшей фотографией «Трое подмастерьев шлифуют слоновью кость» и пил. Я поздоровался, сел рядом, а он показал пальцем на фотографию и сказал:

– Это – я.

Я перевел взгляд и посмотрел на фотографию. Самый правый, годков двенадцати-тринадцати юнец и впрямь походил на старика в молодости. Сам бы я, конечно, не догадался, но раз сказали, то отметил у него на лице выступающий нос и припухлые губы. Сдается мне, он постоянно сидит на этом месте и каждый раз показывает незнакомым посетителям: «Это – я».

– Старинная фотография, – начал я издалека.

– Дореволюционная, – спокойно ответил старик. – Вот таким шпанюком я был в ту пору. Все стареют. Ты тоже вскоре станешь как я. Дай только срок! – Старик широко открыл свой рот и, сплюнув, закряхтел.

После чего пустился рассказывать о революции. Оказалось, он ненавидел как монархию, так и революцию. Дав ему выговориться, я уловил момент, угостил выпивкой и неожиданно спросил, не знает ли он чего о танцующей фее.

– О танцующей фее? Ты хочешь услышать о танцующей фее?

– Хочу, – подтвердил я.

Старик пристально уставился мне в глаза, а затем спросил:

– Зачем тебе? Пришлось соврать:

– Слыхал от людей, стало интересно.

Старик продолжал пристально смотреть мне в глаза, но вскоре его взор угас до характерного выражения пьяного человека.

– Хорошо, расскажу за то, что ты угостил меня выпивкой, но помни, – он поднял перед моим лицом указательный палец, – не вздумай никому о ней болтать. После революции минуло немало годков, но упоминать о фее по-прежнему нельзя. И я тебе ничего не говорил. Понял?

– Понял.

– Тогда закажи еще по одной. И давай пересядем за стол.

Я заказал еще две порции, и мы перешли за стол, чтобы кабатчик не мешал старику рассказывать. На столе стоял зеленый абажур, стилизованный под слона.

– Дело было до революции. Приехала сюда с севера фея. Танцевать она умела. Да что там – прекрасно она танцевала. Сама была самим что ни есть танцем. Никто ей в подметки не годился. Ветер и свет, запах и тень – все собиралось воедино и взрывалось у нее внутри. Вот как у нее все получалось. Да, редкого умения она была.

Старик приложился остававшимися зубами к стакану.

– А вы сами видели, как она танцует?

– Мне-то не видеть?! – Старик посмотрел на меня, затем развел над столом руками. – Разумеется, видел. Каждый день. Каждый день прямо здесь.

– Здесь?

– Конечно. А где же еще? Если она каждый день здесь танцевала. До революции.

По словам старика, фея приехала сюда без гроша в кармане, прибилась к кабаку, где собирались рабочие завода слонов, выполняла подсобную работу. Но вскоре ее умение танцевать приметили, и она стала танцовщицей. Первое время рабочие ждали от нее танцев, присущих молодым девушкам того времени, и даже недовольно бурчали, но вскоре голоса поутихли, и теперь уже все, сжимая в руках стаканы, не могли оторвать глаз от ее танцев. Она танцевала совсем не так, как другие. Попросту говоря, вынимала из душ зрителей то нутро, которым они обычно не пользовались, о существовании которого едва догадывались, – словно рыбьи кишки на разделочную доску.

Фея танцевала здесь полгода. Кабак ломился от посетителей. Все приходили посмотреть на ее танцы: некоторые при этом погружались в безграничное счастье, некоторые предавались нескончаемой скорби. Искусством управлять людскими чувствами фея овладела безупречно.

Вскоре слух о танцующей фее докатился до предводителя местного дворянства, который, к слову, владел окрестными землями и находился в тесных отношениях с заводом слонов, но впоследствии был схвачен революционной армией и заживо запаян в бочку для варки клея, – а от того, в свою очередь, и до молодого императора. Поклонник музыки, император непременно захотел увидеть танцы феи. И вот прямо к кабаку пристал корабль с императорским гербом, и гвардия с почестями сопроводила ее во дворец. Хозяину кабака пожаловали до неприличия круглую сумму. И хотя среди посетителей нашлись недовольные, протестовать было по крайней мере бессмысленно. Ничего не поделаешь – они, как и прежде, пили сакэ и пиво и довольствовались танцами молодых девиц.

А что же фея? Ей выделили комнату в дворцовых покоях, придворные дамы омыли ее тело, облачили в шелковые одеяния, обучили, как вести себя перед императором. На следующий вечер ее повели в широкую залу дворца. Там ее дожидался императорский оркестр, который заиграл сочиненную Его Величеством польку.

Фея стала танцевать. Сначала – неспешно, как бы подстраивая тело под музыку, наращивая темп постепенно, и под конец закружилась как вихрь. Люди следили за ней, затаив дыхание. Никто не проронил ни слова. Несколько знатных дам лишились чувств. Император нечаянно выронил на пол хрустальный бокал с золотым сакэ, но никто даже не обратил внимания на грохот.

Старик прервался, поставил стакан на стол и вытер рот рукой. Затем пощелкал выключателем абажура-слона. Я ждал, когда он продолжит рассказ, но старик молчал. Я подозвал кабатчика, заказал пиво и сакэ. Кабак начал заполняться посетителями, на сцене молодая певица настраивала гитару.

– Ну и что было дальше? – спросил я.

– А… – как бы опомнился старик. – Свершилась революция, императора казнили, фея сбежала.

Я поставил локти на стол, взял в обе руки кружку, отхлебнул пива и уставился на старика.