Рич & Бьюти. История мира в 9 найт-клабах - Илья Стогов Страница 13

Танец, который танцевали «моды» и «рокеры», назывался «твист». Именно эти простые движения произвели революцию. Изобретатель твиста Хэнк Баллард объяснял в телевизионном шоу Bandstand:

— Твист — это просто. Вам не нужна ни подготовка, ни даже партнерша. Просто представьте, будто вы вытираете зад салфеткой и одновременно давите обеими ногами окурки. Вот и все!

Прежде девушки часами стояли у стеночки и ждали, пока их хоть кто-нибудь пригласит. А парни стеснялись пригласить и, потупив взор, ходили мимо. Зато теперь стоило зазвучать первым аккордам, и все высыпали на танцпол, забив на формальные приглашения и просто веселясь большой толпой. Прежде танец позволял людям познакомиться поближе. Теперь даже на танцполе каждый оставался сам по себе, но такая система нравилась всем куда больше, чем прежняя.

Именно в свингующем Лондоне начала 1960-х произошла интересная штука. Именно там рок-н-ролл вдруг стал культом. Сами американцы относились к року не то чтобы очень уж серьезно. Ну да, это была веселая музычка. Но в конце концов мода на нее давно прошла, не так ли? Зато для лондонских модников записи никому не известных заокеанских негров сразу же стали тайной доктриной. Ключом, отпирающим любой замок. Паролем, по которому ты отыщешь единомышленников в любой толпе.

Именно «моды» и «рокеры» первыми стали определять «свой-чужой» не по одежде, не по принадлежности к конкретной банде и даже не по району, в котором ты родился. А потому, какую музыку ты слушаешь. И правильные пацаны должны были слушать уже исключительно американский черный джаз, блюз и соул. Полузапрещенную, криминальную музыку заокеанской братвы. В Британии, которая перестала быть Велико-, она воспринималась, как позывные из далекого центра.

5.

В США тот, кто хотел послушать модную музыку, мог спокойненько настроить радио на нужную волну и слушать, сколько душе угодно. Но вот в Британии этот трюк не прокатывал. Здесь (так же, как в тогдашнем СССР) никаких рок-н-роллов по радио не передавали. Тупая правительственная радиокорпорация ВВС в те годы если что и передавала, то исключительно классику. Американский поп был здесь почти так же запрещен, как и в СССР.

Одной из основных целей национального британского радиовещания значилась «пропаганда высоких образцов мирового культурного наследия» и «прививание молодому поколению британцев подобающего музыкального и художественного вкуса». Вот только молодые британцы слушать классику не желали. Каждую ночь они настраивали приемники на заокеанские станции и всеми порами тела впитывали грязную, похотливую, визгливую, непристойную и не имеющую ничего общего с общемировым культурным наследием музыку рок-н-ролл. Потому что это был гимн их личной свободы.

Впрочем, подолгу слушать шипящую радиолу — удовольствие то еще. Поэтому помимо радио модники слушали рок-н-ролл еще и на пластинках. Что-то покупали у моряков. Чтото умудрялись заказывать по каталогам. Какую именно музыку считать крутой, а какую отстоем, в те годы понятно еще не было. Очень долго «моды» и «рокеры» ориентировались не на конкретного исполнителя, а на название лейбла. По именам всех этих чернокожих все равно никто не знал, так что критерием качества считались не группы и не певцы, а фирмы звукозаписи. Студия звукозаписи — важнее, чем имя артиста. Продавец — важнее, чем создатель. Если на обложке был логотип Blue Note, Stax, Motown, Brunswick, Chess или Island, диск можно было смело покупать.

Именно эти пластинки и ставили дискжокеи в первых лондонских клубах. У «модов» главными заведениями считались Lyceum и Hammersmith Palace. У «рокеров» — Marquee и чуть позже — Scene. Геи ходили в Sombrero, снобы — во Flamingo, негры — в «Чокнутого Слона» на Кенсингтон-роуд.

Перед входом во все эти заведения очередь выстраивалась сразу, как только на Лондон спускались сумерки. Охрана свирепствовала и не пускала, но парни все равно напирали на дверь, рвались внутрь, а кое-кто даже умудрялся пронести внутрь клуба собственный алкоголь. Это считалось особой лихостью.

Кстати, если хотите совет, то самый простой способ не тратиться на пиво внутри — это влить в себя пару-тройку бутылочек непосредственно перед тем, как вы откроете клубную дверь. Единственный недостаток: через какое-то время вам все равно захочется добавить. Проще всего в этом случае попроситься выйти и добежать до ближайшего ларька. Понимая, что посетители все равно станут бегать на улицу, хозяева клубов специально открывают ларьки где-нибудь неподалеку от входа. Однако выпускать посетителей на улицу охрана не любит. Тем более каждые десять минут. И что делать, если вам смертельно хочется пронести алкоголь именно внутрь?

Глупее всего пытаться спрятать алкоголь в сумку вашей спутницы. Клубные секьюрити не дураки. Именно в сумочку в первую очередь они и заглянут. Попробуйте сгенерировать идею пооригинальнее. Скажем, один мой приятель заливал бутылку водки в трубочку от капельницы, обматывался трубочкой под рубашкой и именно так проносил алкоголь внутрь. Способ остроумный, но технически сложный. Кроме того, представьте себе глаза девушки, которую вы решите угостить алкоголем и для этого начнете расстегивать на животе рубашку и что-то под ней искать.

6.

Сперва в лондонских клубах рок-н-ролл слушали только на пластинках. Потом кто-то стал пробовать сыграть точно так же. Получалось не очень, но парни продолжали пытаться. К осени 1962-го вокруг Гайд-парка не осталось подвала, откуда не слышался бы гитарный визг.

Групп, играющих эту музыку, стало так много, что газеты даже придумали для них особое название: «британское вторжение». Начали его The Beatles и Rolling Stones, продолжили The Who и The Kinks, а потом эти группы расплодились в таком количестве, что до самого конца десятилетия никого, кроме британцев в рок-н-ролльных чартах, считай, и не было.

Гимном и манифестом той славной эпохи стала песня группы The Who под названием My Generation («Мое поколение»). Спустя двадцать лет песню с точно таким же названием исполнит отечественная группа «Алиса», и у нас это тоже станет точкой отсчета новой эры. Рок-нролл переставал быть просто музыкой и превращался в стиль жизни. Теперь фраза «Я слушаю рок» не просто сообщала о твоих музыкальных пристрастиях, а характеризовала тебя, как правильного, все понимающего человека. Как молодого бунтаря. Как революционера, не желающего мириться с серостью будней.

Самым популярным словом 1960-х стало слово «бунт». Парни надевали одинаковые пиджаки, толпами набивались в прокуренные подвалы, клеились к телочкам с одинаковыми прическами, слушали бессмысленные песенки неотличимых друг от дружки патлатых сопляков и считали, что только так обретают свое подлинное «я». В общем-то ничего совсем уж оригинального в этом и не было. Даже детям известно, что в обществе потребления ничто не продается так здорово, как протест против общества потребления. Интересный поворот был лишь в том, что в 1960-х под словом «бунт» впервые стали понимать «молодежный бунт».

Прежде понятие «бунт» с возрастом никак не пересекалось. Для тех, кто не желал вести себя прилично, всегда имелась возможность отличиться. Но прежде в «бунтари» записывали, глядя не на возраст, а на профессию. И в Европе, и в Штатах скандальные вечеринки с наркотиками, голыми девицами и выпадением кого-нибудь из окна небоскреба закатывались еще до Второй мировой. В Голливуде этим отличались кинозвезды, а на Монпарнасе — художники. Первые совращали двенадцатилетних девочек, или, как актриса Клара Боу, могли отправиться в постель сразу с целой бейсбольной командой. Вторые закатывали со своими натурщицами оргии, которым позавидовали бы любые панки. Один из журналистов вспоминал, что как-то зашел в «Ротонду», а там на столе танцевала совершенно голая девушка по имени Кики, которая на все кафе распевала песенку про то, как недавно любовник зарезал ее ножом, но она залепила пузо скотчем и ничего, кишки пока держатся. Сидевшие здесь же Пикассо, Хемингуэй, пара поэтов и председатель французской компартии совсем не обращали на красавицу внимания.