Мене, текел, фарес.... - Олеся Николаева Страница 13

— ПавелПетрович Векселев, мой ближайший помощник, правая рука.

Нас усадилина диван и ушли, потому что начался приток гостей.

— Богато, — ссожалением сказала Анна. У нее было убеждение, что все, связанное с церковью,должно быть бедным, утлым, незаметным, в земном отношении ничтожным.

— Чем богаты,тем и рады, — неожиданно откликнулся отец Петр из прихожей и вошел в комнату. —Знаете, я ведь прекрасно понимаю, почему вашему мужу неприятно иметь дело сцерковниками: среди православных очень много таких твердолобых жестоковыйныхлюдей. Они отрицают науку, культуру. Вот они и ищут себе присюсюкивающихстарцев, пророков, которые не могут одолеть даже русский синтаксис. Юродивыхкаких-то выискивают, которые подбирают на улицах всякую дрянь, — им видится вэтом символический пророческий смысл. К каким-то якобы блаженным прозорливымЛюбушкам и Пашенькам устремляются — узнать судьбу, погадать. Чистое язычество!А у нас — не так! У нас все осмысленно. Подход вдумчивый. Мы апеллируем кразуму человека. К его пониманию. У нас — единственный храм, где служба ведетсяпо-русски. У нас — единственная община, где перед крещеньем люди проходяткатехизацию, курс специального просвещения и посвящения. Для нас — те, которыебыли крещены и посещают другие храмы, — все еще не являются полными членамиЦеркви, потому что они не прошли через катехизацию и посвящение. Для нас иПатриарх — все еще не полный член Церкви.

Анна вдругзаерзала, хотела что-то спросила, но отец Петр продолжал:

— А крометого — у нас община харизматическая. Каждый получает в ней свои благодатныедары. Если ты пророк — пророчествуй, если ты учитель — учительствуй. У наскаждый член — и пророк, и учитель, и священник. Потому что наша Церковь — этоединственная истинная Церковь Духа Святого, а не Церковь предписаний изапрещений. Вы как люди свободные и критически мыслящие со временем этопоймете. Смотрящий да увидит. Видящий да уразумеет. Хотелось бы признать васчленами нашей общины.

— А у васвообще-то как, Православная Церковь или нет, какая-то, может, другая? — вдруг ссомнением спросила Анна.

— Разумеется.Наша церковь и есть единая истинная Православная Церковь. Община — ееолицетворение. И мы, между прочим, существуем в лоне Московской Патриархии.

Голос у негобыл спокойный, мягкий, умиротворяющий.

— А что дляэтого нужно, чтобы войти в общину? — спросила Анна.

— Написатьзаявление. Ну и конечно, необходимо войти с нами в духовную близость.

— Заявлениекуда? Кому? — заволновалась она.

— Нам,конечно. Напишите, что вы просите принять вас в члены нашей общины…

— Заявление,чтобы в церковь ходить! Что-то на секту похоже, — шепнула мне Анна, когда отецПетр вышел. — А интересно, если мы здесь все посмотрим, а потом не вступим, насне убьют? Стрельбицкого шантажировать не будут?

Отец Петрвернулся в комнату, пожимая плечами:

— Какой народневнимательный! Говоришь им одно, они слышат абсолютно другое. В прошлый разПавел Петрович Векселев открывал входные двери, предварительно накинув цепочкуи через нее оглядывая гостей. Это хоть в какой-то мере предохраняло нас отнезваных. И вот пришла какая-то женщина, явно «не из числа»… Хотя и наша,общинная. Я вышел к ней, благословляю, спрашиваю: «Вы из какой десятки?» Онаговорит: «Кажется, из пятнадцатой». А я ей: «Голубушка, а пятнадцатая не здесь,а в другом месте. А мы — десятка номер один». Да, много званых, но малоизбранных…

— Какая-какаядесятка? — удивилась Анна.

— Номер один.У нас община разбита на десятки — для легкости административного управления. Воглаве каждой стоит свой общинный пресвитер. А здесь у нас — десятка номер первая,которую возглавляю я. И потом она — эта из пятнадцатой десятки — пустила слух,что перед ее носом захлопнули дверь и что я был почему-то в лиловом фраке, аПавел Петрович называл меня то ли «мастер», то ли «маэстро»… Про нас многонебылиц рассказывают. Так что вы уж сами понимаете — как говорится, ешь пирог сгрибами, держи язык…

— За зубами!— угадала Анна. — Но заявление о вступлении к вам что-то уж очень меня смущает.

— Так было дореволюции, — пожал плечами отец Петр, — все были прикреплены к определенномуприходу, существовали списки…

Меж тем сталипребывать члены десятки. Прежде всего — семейная пара журналистов. Он —длинный, нескладный, тонкая, бесконечная, готовая сломаться шея, бесцветныеглаза-губы-волосы, дохляк; она — низенькая, румяненькая, плотненькая,испускающая флюиды уверенности и какой-то основательности своего существования.

— Журналисты.Муж и жена.

Они так ипредставились нам с Анной.

Потомпоявился какой-то очень активный и очень сильно заикающийся молодой человек поимени Гриша, который сразу стал осаждать отца Петра вопросами:

— Что у нассегодня на повестке? Будет ли доклад о ситуации? Есть ли план реагирования наинсинуации?

Все эти словадавались ему с великим трудом, а на «ситуации» и «инсинуациях» он и вовсезабуксовал… Судя по всему, был он человеком без определенного рода занятий, так— профессиональным лаврищевцем.

— Сильное-токакое заикание, — сочувственно кивнула на него вошедшая следом пожилая женщина.

И тут жеотрекомендовала себя нам:

— ЗояОлеговна, заслуженный врач-психиатр на пенсии, эксперт высшей категории.

Отец Петртерпеливо дождался, когда Гриша наконец расправится со словом «ситуация», и ответил,зябко потирая ладони:

— Разумеется,о ситуации будет доложено и будут поставлены на обсуждение необходимые меры дляее устранения. Но четкой повестки у нас на сегодня нет. Будет собрание, будеттрапеза любви, будет прием нового члена, будет нечто вроде экстренного докладаи прения.

Векселев межтем поставил на стол огромный золоченый потир — церковную чашу, в которойсодержатся хлеб и вино, пресуществляемые за Евхаристией в Тело и КровьХристову. В чашу он влил две бутылки красного сухого вина и принес серебряныйподносик с большой девятичинной просфорой — такой, на которой служат литургию.Возле нее на подносике лежало и копие — острый ножичек, которым она должна бытьраздроблена. На противоположном конце стола появился другой серебряный поднос сгоркой простых белых просфор, а кроме того он поставил по обе стороны стола дваподсвечника с восковыми свечами.

— Письмо надонаписать. Коллективное, — сказала журналистка. — Да, коллективное и открытое.Побольше знаменитостей. Надо постоянно будоражить общественное мнение.Будировать и будировать. Гласность. Артиста Быкова беру на себя, есть у менякое-какие выходы на него.

Онавозбужденно поглядывала в нашу сторону, словно пытаясь немедленно вовлечь нас вживую жизнь общины.

— Никулинуможно дать, — присоединился к журналистке-жене журналист-муж. — Хороший мужик.Прийти к нему якобы за интервью, объяснить ситуацию, сказать: вот Быков ужеподписал. Подпишет! Да и интервью заодно. Чтоб — без обмана. Чтоб — по-честному.