Жизнь без спроса - Саша Канес Страница 13

Помню, когда Миша пришел к нам в гости и за чаем пересказал события в лицах. Звонить на их номер начали в первый же вечер. Варвара Матвеевна, разумеется, лично схватила трубку при первом же звонке. Она была уверена, что телефонная связь совершенно необходима для дальнейшего совершенствования работы руководимого ею товарищеского суда, и с восторгом решила, что первый же звонок – яркое подтверждение тому. Некий явно нетрезвый мужчина с трудом добрался до уличного телефона-автомата в половине первого ночи и не пожалел двух копеек, для того чтобы сообщить Варваре Матвеевне, что он только что вступил в половую связь. Более того, он не допускающим возражений тоном заявил, что теперь ему необходимо явиться к ней лично, причем немедленно. Гордость переполнила сердце Мишиной матери. Конечно, решила она, обращение в товарищеский суд после случайной связи – дело совершенно естественное. Она похвалила звонившего за мужество, но попросила все же дождаться восьми часов утра субботы, когда двери «ленинской комнаты» нашего ЖЭКа гостеприимно распахнутся для всех, кому нужна товарищеская помощь и участие. Мужчина же, вместо того чтобы обрадоваться, пришел в озлобление и неистовство. Он настаивал на немедленной встрече, аргументируя свое желание тем, что, если бы Варвара Матвеевна только увидела, с кем он вступил в эту самую связь, она осознала бы, что принять его следует совершенно незамедлительно, вне всякой очереди. На щедрое согласие Варвары Матвеевны в виде исключения рассмотреть его дело на следующий день вечером после того, как она вернется с работы, мужчина ответил грубой бранью. А предложение «держать себя в руках» мужчина, видимо, вообще понял превратно. Он оскорбил Мишину мать «отглагольным прилагательным сексуального характера» и бросил трубку.

Вся следующая неделя стала для семьи Гуськовых сущим кошмаром. Звонки продолжались каждую ночь. Проблемы звонивших были, разумеется, чрезвычайно однотипны. Но напрасно Миша и Николай Корнеевич пытались втолковать Варваре Матвеевне, что произошла техническая ошибка, с которой нужно что-то делать, и следует обратиться для этого на телефонную станцию. Упрямая женщина утверждала, что просто раньше всем этим развратникам и сластолюбцам было стыдно начинать процесс в товарищеском суде сразу с личной встречи с председателем. Но зато теперь… Теперь руководимый Мишиной матерью товарищеский суд не ограничится разбором пьяных матюков на лестничной клетке. Компетенция этого общественно-правового органа может быть поднята на высокий уровень грязного разврата и бытового разложения – вплоть до скотоложества. Действительно, в позорной связи с непривитыми от чумки и бешенства бродячими животными честно сознался прозвонившийся Варваре Матвеевне в пять утра унылый башкир-дворник.

Сомнения заронились в наивной душе «товарищеской судьи» только после звонка сорокапятилетней непьющей и очень стеснительной учительницы музыки. С первой же фразы та исповедалась в своем безнадежном девстве и этим чрезвычайно умилила целомудреннейшую Варвару Матвеевну. Отчитавшись о своей беспорочной жизни, дама с рыданиями сообщила о поразившем ее, несмотря ни на что, межпальцевом грибке! Этот самый грибок и раскрыл Варваре Матвеевне глаза. Грибок однозначно свидетельствовал об ошибке, так как грибок судить нельзя… никак! Даже чисто по-товарищески.

Но и после прозрения Варвара Матвеевна отвергла все предложения мужа и сына относительно проблемы бесконечного ночного перезвона. Она не стала ни выключать телефон на ночь, ни ходить с заявлением на телефонный узел. Вместо этого она узнала у одной из старух-активисток номер домашнего телефона проживавшего по соседству главврача КВД и целых две ночи подряд переадресовывала к нему всех звонящих.

На третью ночь Мишину мать взяли.

Я помню, как Миша в лицах рассказывал мне, маме и бабушке о том, как это произошло. В четыре часа утра в дверь их квартиры начали барабанить. «Откройте, милиция!» – раздалось снаружи. Первой к двери добежала Варвара Матвеевна в ночной рубашке. За ней, словно тень отца Гамлета, в майке и кальсонах, хватаясь руками за стены, следовал Мишин отец – инвалид. После многочисленных контузий, полученных во время войны, он плохо видел, и его порой сильно качало. Осторожный Миша в коридор не вышел, но, высунувшись из своей комнаты, с интересом наблюдал за происходящим.

Едва открылась дверь, в квартиру ввалились два рослых сержанта с рацией.

– Что же вы безобразничаете, гражданочка? – пробасил один из них. – Вам государство телефон установило, а вы сразу его в хулиганских целях употребляете!

Кроме милиционеров, явились и сами пострадавшие: толстый лысый мужчина в пижаме, главврач КВД, и его жена, истеричная тощая брюнетка в халате и бигуди.

– Арестуйте их! Хулиганов арестуйте! – кричала она. – Что же это такое делается! Ни на кого управы нету! Соседи у нас – алкаши, который год дерутся, матерятся, и хоть бы что – а тут еще теперь и эти, телефонные хулиганы! Муж и так на работе угорает со своими сифилитиками с утра до ночи, а теперь мы все с ума сойдем! У меня дочь в музыкальной школе, ей на конкурсах еще выступать! А тут ей ночью звонят: рассказывают, кто кого развратом испоганил, прости господи. А как я ей запрещу трубку брать, девочке моей?! Кто звонок первый услышал, тот и ответил. Мы же культурная семья! А тут такое рассказывают, у кого чего на каком месте вскочило да распухло! Как же можно так в ночи над людьми измываться? У матери моей – диабет! Вы знаете, что такое диабет? Это страшная болезнь!

Миша очень здорово изображал, как супруга главврача выпаливала свои слова, словно из пулемета.

Все, кроме папы, смеялись до слез. Даже бабушка Рая. Завершил рассказ Миша тем, что Варвару Матвеевну до середины дня продержали в опорном пункте охраны порядка и только после вмешательства высоких чинов из Верховного суда вернули семье.

Выслушав эту историю, мама еще больше укрепилась в сознании собственной правоты.

– Нам ничего и никогда не нужно быстрее, – говорила мама. – Мы получим телефон вместе со всеми, в порядке общей очереди.

Правда, бабушка Рая, однажды сильно простудившись, немного испугалась и выразила готовность написать просительное письмо хоть куда-нибудь. Как-никак вдова инвалида Великой Отечественной.

– Что ты! Зачем? – вскинулась мама. – Папа бы этого не одобрил. Разве он за то отдал свою жизнь, чтобы мы лезли куда-нибудь вне очереди?

– Да, но… – робко возразила бабушка. – Я ведь уже старая совсем. Если мне станет плохо, то… как же мне «Скорую» вызывать, если что?

– Мама! У тебя есть мы. Ты ни о чем не должна волноваться. Мы всегда рядом. И не смей болеть!

– Я и не болею… обычно… – покачала головой бабушка.

При этом я видела, насколько она гордится мамой. Однажды, разговаривая со мной по душам, бабушка призналась, что лишь дважды в жизни оказала на свою дочь хоть какое-то давление. В первый раз, когда маму звали после окончания института в аспирантуру, бабушка посоветовала ей не делать этого, а пойти инженером на завод. «Ведь для аспирантуры, для диссертации нужны очень большие способности! – объясняла мне бабушка Рая. – Смотри, как папа твой над диссертацией трудится. А Инночка в войну росла, была слабенькая. Какая там наука? А на заводе интересно. Способный ты или не очень, но сделал работу – и сразу видишь плоды своих трудов. Сегодня начертил, а завтра рабочие уже все сделали в металле. Ощущаешь свою роль в жизни завода, общества и даже целой страны. Ведь это же счастье!»