Книга судьбы - Паринуш Сание Страница 13

– Чтоб я тебя и близко тут не видела! Это все из-за тебя!

И захлопнула дверь.

Я развернулась, споткнулась на ступеньке и свалилась во двор. Али схватил меня за волосы и поволок в дом. Я думала только о том, как обошлись с Парванэ. Какое унижение!

– Пусти меня, дурак! – вопила я.

Вошла мать, обругала меня, прокляла и пребольно ущипнула за руку.

– Что происходит? – вскрикнула я. – Вы все с ума, что ли, посходили?

– Что происходит, распутница! – завопила мать. – Ты еще спрашиваешь? Ты болтала с посторонним мужчиной на людях!

– С каким мужчиной? У меня нога разболелась; врач из аптеки посмотрел ее и дал мне лекарство. Вот и все! Мне было так больно! И по Корану врач не считается посторонним мужчиной.

– Врач? Врач? С каких это пор мальчишка из аптеки выдает себя за доктора? Думаешь, я дура и не замечу, как ты что-то затеваешь?

– Во имя любви к Аллаху, мама! Ничего я не затевала!

Али пнул меня. Вены у него на шее вздулись, он хрипло орал:

– Ага, конечно! Я каждый день следил за тобой. Этот проходимец стоит в дверях, высматривает тебя, ждет, когда вы с той девчонкой явитесь. Все мои друзья об этом знают. Говорят мне: “Твоя сестра и ее подруга бегают за тем парнем”. Мать стала бить себя по голове и завывать:

– Молю Аллаха, поскорее бы мне увидеть тебя на столе в мертвецкой. Ты причинила нам только стыд и позор. Как я скажу твоим братьям и отцу? – И снова ущипнула меня за руку.

Распахнулась дверь, вошел Ахмад, руки заранее сжаты в кулаки, глянул на меня налитыми кровью глазами. Он все слышал.

– Добилась своего? – зарычал он. – Вот видишь, мать! Я с самого начала говорил: если привезти ее в Тегеран и позволить ей наряжаться каждый день и шляться по улицам, ничего, кроме позора, всем нам ждать нечего. Как нам теперь глядеть в глаза друзьям и соседям?

– Я ничего плохого не сделала! – крикнула я. – Клянусь жизнью отца! Я чуть не упала на улице, меня отвели в аптеку и дали обезболивающее.

Мама посмотрела на мою ногу. Лодыжка раздулась, словно валик дивана. Стоило матери легонько притронуться, и я завопила от боли.

– Оставь! – рявкнул Ахмад. – После такого позора ты еще нянчишься с ней?

– Позора? Разве это я навлекла на наш дом позор, а не ты каждый день приходишь домой пьяный и связался с замужней женщиной?

Ахмад подскочил ко мне и ударил по губам тыльной стороной руки так сильно, что рот наполнился кровью. Я обезумела и завопила уже во весь голос:

– Разве я лгу? Я видела тебя собственными глазами. Мужа не было дома, а ты пробрался к ней. И не в первый раз.

Второй удар пришелся чуть ниже глаза, голова закружилась. На мгновение я почти ослепла.

Услышала крик матери:

– Замолчи, девчонка! Постыдись хоть!

– Погоди, я все расскажу ее мужу! – крикнула я в ответ.

Мать подбежала и рукой зажала мне рот:

– Я же велела тебе заткнуться!

Я вырвалась и в ярости продолжала кричать:

– Ты не замечаешь, что он каждую ночь возвращается пьяным? Его дважды приводили в полицию, потому что он грозился в драке ножом. Но это, по-вашему, не позор, а если мне дали в аптеке таблетку, вот скандал!

От двух затрещин в ушах у меня зазвенело, но я уже не могла остановиться, не могла сдержать себя.

– Заткнись! Порази тебя Аллах дифтерией! Ты девушка, в этом вся разница! – Мать разрыдалась, вздымая руки к небу, и воззвала: – Боже, помоги мне! Куда бежать? Покарай тебя Аллах, вот о чем я молюсь! Пусть тебя на куски разорвут!

Я распласталась на полу в углу комнаты. Сил больше не было, из глаз сами собой капали слезы. Али и Ахмад вышли на передний двор, о чем-то перешептывались. Слезливый голос матери попытался остановить доносчика:

– Довольно, Али! Перестань!

Но Али еще не все поведал старшему брату. И когда он успел собрать столько улик против меня!

Мать крикнула погромче:

– Хватит, я тебе говорю, Али! Ступай, купи нам хлеба!

Она дала ему подзатыльник и вытолкала за дверь.

Я услышала на переднем дворе голос отца и привычные слова, которыми мать всегда его встречала:

– О! Вы уже дома, ага Мостафа…

– В такой холод покупателей нет, я закрыл магазин пораньше, – сказал отец. – В чем дело? У тебя встревоженный вид. И Ахмад дома. А где Махмуд?

– Махмуд пока не пришел. Потому-то я и беспокоюсь: обычно он возвращается раньше вас.

– Сегодня он не поехал на мотоцикле, – ответил отец. – Транспорт не ходит, такси он вряд ли найдет. Повсюду снег и лед. В этому году весна будто и не настанет… Так значит, армянин тоже закрыл сегодня лавку и кое-кто решил зайти домой?

Отец редко разговаривал с Ахмадом и даже когда разговаривал, то обходился в основном такими вот ироническими, как бы не к сыну обращенными замечаниями.

Ахмад, сидевший на краю пруда для омовений, возразил:

– Нет, он не закрыл лавку. Но я не уйду отсюда, пока мы все не выясним.

Придерживаясь рукой за косяк, отец наклонился, чтобы снять обувь. Свет проникал в комнату неглубоко, я лежала на полу, возле корен, и меня отец разглядеть не мог.

Он сказал:

– Я-то думал, нам пора выяснить отношения с этим господином, а выходит, это он хочет поговорить с нами.

– Не с тобой, а с твоей распутной дочерью.

Отец стал белее мела.

– Придержи язык, – предостерег он Ахмада. – Честь твоей сестры – твоя честь. Постыдись.

– Поздно, отец! Она-то уж позаботилась о том, чтобы мы лишились чести. Хватит прятать голову в песок, отец, и хватит бранить меня. Твоя бочка стыда опрокинулась, и все соседи слышали этот грохот, только ты напихал себе в уши хлопок и ничего не желаешь слышать.

Отец задрожал – было видно, как его трясет. Мать в ужасе взмолилась:

– Ахмад, сын мой! Ахмад! Пусть Аллах даст мне умереть за тебя, пусть все твои беды и болезни падут на меня – не говори таких ужасных вещей, Ахмад! Ты убиваешь отца. Ничего ведь не случилось. У нее болела нога, и ей дали таблетку.

Собравшись с силами, отец перебил:

– Не мешай. Пусть скажет все до конца.

– Спроси свою избалованную дочурку, – посоветовал ему Ахмад, указывая внутрь, и отец попытался взглядом отыскать меня. В комнате было темно, он протянул руку и включил свет. Не знаю, как я выглядела, но отец пришел в ужас.

– Господи! Что они с тобой сделали? – вскрикнул он и бросился ко мне, помог приподняться и сесть. Достав из кармана платок, он отер кровь с моих губ. От платка исходил прохладный аромат розовой воды. – Кто это сделал? – спросил он.