Тайная лавка ядов - Сара Пеннер Страница 13
Тайная лавка ядов - Сара Пеннер читать онлайн бесплатно
Девочка вроде меня, выросшая среди скотины и диких кустов, на которых не родится ничего, кроме горьких плодов, такого места и вообразить не могла.
У меня было четверо старших братьев, которые могли помогать на ферме, и мать настояла на том, чтобы найти мне место в Лондоне, едва я доросла до положенных лет. Она знала, что, если я не уеду из деревни совсем молодой, не видать мне в жизни ничего, кроме пастбищ и свинарников. Родители спорили об этом месяцами, но мать не отступала ни на шаг.
Утро моего отъезда было напряженным и полным слез. Отец злился, что ферма теряет пару годных рабочих рук, а мать переживала, что расстается со своим младшим ребенком. «Кажется, будто кусок от сердца отрезаю, – плакала она, разглаживая лоскутную накидку, которую только что уложила в мой сундучок. – Но я не дам этому обречь тебя на жизнь вроде моей».
Направлялись мы в контору по найму слуг. Когда мы въехали в город, мать прижалась ко мне, и печаль в ее голосе сменилась оживлением.
– Начинать нужно там, куда поместит тебя жизнь, – сказала она, сжав мое колено, – и двигаться оттуда вверх. Нет ничего дурного в том, чтобы начать в судомойках или горничных. К тому же Лондон – чародейское место.
– Что это значит, чародейское, матушка? – спросила я, широко раскрыв глаза при виде открывавшегося понемногу города.
День был ясный и синий; я уже представила, как мозоли у меня на руках станут меньше.
– Это значит, что в Лондоне можно быть кем захочешь, – ответила она. – В деревенских полях тебя не ждет ничего. Изгороди тебя не выпустят, как свиней, как меня не выпустили. Но в Лондоне? Со временем, если будешь умницей, сможешь достичь власти, как колдунья. В таком великолепном городе даже бедная девушка может превратиться в кого захочет.
– Как синяя бабочка, – сказала я, подумав о блестящих коконах, которые видела на пустоши летом. За несколько дней они становились черными как сажа, будто живое существо внутри съеживалось, чтобы умереть. Но потом темнота отступала, обнажая бабочкины сверкающие синие крылья в бумажной обертке. Вскоре крылья пронзали кокон, и бабочка вылетала на волю.
– Да, как бабочка, – согласилась мать. – Даже великие мужи не могут объяснить, что творится внутри кокона. Это чародейство, точно, как то, что творится в Лондоне.
С этой минуты я хотела знать больше про то, что называют чародейством, мне не терпелось исследовать город, в который мы только что приехали.
В конторе по найму слуг мать терпеливо стояла в сторонке, пока меня осматривала пара женщин; одной из них была миссис Эмвелл в розовом атласном платье и чепчике, отороченном кружевом. Я не могла удержаться и все таращилась на нее: никогда в жизни я не видела розового атласного платья.
Миссис Эмвелл я, похоже, сразу приглянулась. Она склонилась, чтобы со мной поговорить, так близко, что наши лица почти соприкоснулись, а потом обняла за талию мою мать, глаза у которой снова наполнились слезами. Я обрадовалась, когда миссис Эмвелл наконец взяла меня за руку, подвела к массивному столу красного дерева у входа в контору и попросила у служителя бумаги.
Пока она вносила в них требовавшиеся сведения, я заметила, что руки у миссис Эмвелл сильно дрожат, казалось, ей с трудом удается удержать на бумаге кончик пера. Слова у нее получились неровные, они изгибались под странными углами, но для меня это ничего не значило. В те дни я не умела читать, и все почерки казались мне одинаково неразборчивыми.
После того как я попрощалась с плачущей матерью, мы с моей новой хозяйкой сели в экипаж и поехали в дом, где она жила с мистером Эмвеллом, своим мужем. Сперва меня определили в судомойки, так что миссис Эмвелл представила меня Салли, кухарке и кухонной прислуге.
Следующие несколько недель Салли в выражениях не стеснялась: поверить ей, так я ни кастрюлю толком отскрести не умела, ни глазки из картошки вырезать, чтобы не попортить клубень. Когда она показывала мне «как надо», я не жаловалась, потому что мне нравилось у Эмвеллов. Мне отвели отдельную комнату на чердаке, это было больше, чем я могла ожидать по рассказам матери, и оттуда я видела увлекательную, вечно оживленную уличную жизнь: проносящиеся мимо портшезы, носильщики с огромными коробками, в которых скрывались какие-то неведомые товары, приходы и уходы юной пары, у которой, как я сочла, только начался роман.
В конце концов Салли притерпелась к моим способностям и стала позволять мне помогать с готовкой. Это казалось небольшим продвижением наверх, точно как сказала мать, и я исполнилась надежды; однажды я надеялась тоже трудиться на блистательных улицах Лондона, добиваясь чего-то большего, чем картошка и кастрюли.
Как-то утром, когда я тщательно раскладывала на блюде сухие травы, вниз прибежала горничная. Миссис Эмвелл требовала меня в гостиную. Я застыла от ужаса. Я была уверена, что натворила что-то, и, медленно поднимаясь по лестнице, едва могла двигаться от страха. Я и двух месяцев не пробыла у Эмвеллов; мать ужаснется, если меня так быстро рассчитают.
Но когда я вошла в бледно-голубую гостиную госпожи, она закрыла за мной дверь, только лишь улыбнулась и пригласила сесть рядом с ней за письменный стол. Потом открыла книгу и положила рядом чистый лист бумаги, перо и чернильницу. Указала на несколько слов в книге и попросила меня их выписать.
Я обращалась с пером неловко, крайне неловко, но придвинулась к странице и тщательно срисовала слова, со всем старанием. Миссис Эмвелл внимательно за мной наблюдала, пока я работала, сдвинув брови и опершись подбородком на руки. Когда я закончила с первыми словами, она выбрала еще несколько, и я почти сразу заметила, насколько лучше у меня теперь получается. Госпожа, должно быть, тоже это заметила, потому что одобрительно закивала.
Потом она отложила лист и взяла книгу. Спросила, понимаю ли я какие-то слова, и я покачала головой. Тогда она показала мне слова покороче – она, воз, лук – и объяснила, как из буквы получается звук и как слова, выстроенные на бумаге, могут передать мысль, рассказать историю.
Как чародейство, подумала я. Оно было всюду, стоило только присмотреться.
В тот день в гостиной у нас был первый урок. Первый из бесчисленных уроков, иногда дважды в день – потому что болезнь моей госпожи, которую я заметила в конторе по найму, ухудшилась. Руки у нее так дрожали, что она уже не могла сама писать письма, и ей нужна была для этого я.
Время шло, я работала в кухне все меньше и меньше, и миссис Эмвелл часто звала меня к себе в гостиную. Остальная домашняя прислуга приняла это скверно, Салли – хуже всех. Но я из-за этого не тревожилась: моей госпожой была миссис Эмвелл, а не Салли, и разве могла я отказаться от конфет с ганашем, и лент, и уроков письма в гостиной у камина?
У меня ушло много месяцев, чтобы научиться читать и писать, и еще больше, чтобы выучиться говорить не как деревенская девчонка. Но миссис Эмвелл была чудесной учительницей: ласковая, с мягким голосом, она брала мою руку в свою, чтобы рисовать буквы, и смеялась со мной, когда перо срывалось. Вся тоска по дому исчезла; мне стыдно признаваться, но я не хотела больше видеть ферму, никогда. Я хотела остаться в Лондоне, в великолепной гостиной своей госпожи. Те долгие дни за письменным столом, когда меня тяготили только взгляды завистливых слуг, стали одними из лучших моих воспоминаний.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments