Яшкины дети. Чеховские герои в XXI веке - Галина Щербакова Страница 13
Яшкины дети. Чеховские герои в XXI веке - Галина Щербакова читать онлайн бесплатно
Она укачивает здоровую руку. Не пойдет она сегодня к врачу, ни за что. А Ира оказалась гомеопатом. Ну, кто бы мог подумать в тогдашних головах мысль: «Я стану гомеопатом». Ну, врачом, ну, учителем, инженером, конечно, артистом, а если очень зарваться – космонавтом. Чепуха какая лезет в голову. Надо еще выпить чаю.
И она идет в кухню. Включает чайник и видит то, чего у нее никогда в кухне не лежало. На подоконнике, притулившись к горшку со слабенькой, вечно болеющей геранью, стоял конвертик, узенький такой, не стандартно почтовый. Она взяла его в руки и раскрыла. И вот что прочитала:
«Вера! Я пишу это еще дома, а не впопыхах на коленке. Значит, это не рефлексия, а четкий план. Я не знала, как мне отблагодарить тебя за гостеприимство. Наслышана, что эмигранты сделали из твоей квартиры постоялый двор. Поверь, я понимаю, как это может достать. И я придумала, как тебя отблагодарить. Прочти до конца, а потом иди к шкафу…»
Она задрожала от необъяснимого ужаса и, бросив письмо, просто ринулась к шкафу. Открыла, но ничего не увидела. Немного пахло нафталином, видимо, от бывших здесь вещей ее гостей. Странно, что они ездят в нафталиненной одежде. Она провела рукой по верхней полке, но ничего, кроме старых шапок и беретов, там не было, не считая пыли. «Боже, когда я до нее доберусь», – подумала она и вдруг разозлилась на этот свой необъяснимый испуг. А что может быть в шкафу? Бомбы испугалась? Или чего еще? Она совсем идиотка? При этом слове пальцы стали неметь и скручиваться. О господи, спаси!
И она вернулась к письму.
«…Прочти до конца, а потом иди к шкафу. Ты там увидишь коротенькую шубку, она висит у задней стенки. Я дарю ее тебе. Она почти новая, но жмет меня под мышкой. У меня нет дочери, нет сестры. У меня есть ты, которая любезно нас приняла. Видишь, я в этом не сомневалась. Мне она не нужна еще и потому, что мы едем в теплую часть Германии. Я рисовала себе мысленно, какая ты, и обрадовалась, увидев, что она будет тебе в самый раз. Я была уверена, что, дай я тебе ее в руки, упрешься рогами и не примешь ее. Такой я тебя помню по истории с цигейкой. Помнишь, как ты категорически не разрешала своей маме перекупить ее у нас? Вот еще, сказала ты, буду я чужое (в смысле мое) донашивать. Поэтому, пользуясь суетой приезда, я и заныкала свой презент поглубже. Теперь попробуй нас догони! Вера! Она хорошо будет стоить, если ты все такая же гордая и не захочешь ее носить. Денег, как я понимаю, лишних у тебя нет. Спасибо тебе за прием. И не сердись, бога ради. Может, все надо было сделать иначе. Но прости мне мою цигейковую память. Храни тебя Бог, Вера! И еще раз – не сердись, и носи. Это от всего моего сердца.
Ира».
Она помнила, как цигейковую шубу, которую Ирка носила два года, а потом выросла из нее, навязывали ей, мелковатой по сравнению с Иркой. И как она орала на мать, которая так обрадовалась счастливому случаю одеть дочку за небольшие деньги.
Вера медленно шла к шкафу. На этот раз она сразу нащупала мягкий мех и вытащила коротенькое норковое полупальто, пахнущее нафталином. Из рукава торчал в пандан цвету шубы берет из какого-то неведомого материала, толстого, легкого и мягкого.
Она надела шубку. Она была как раз. Она посадила на голову берет. Даже так нелепо одетый, он смотрелся, придавая ей давно забытый кураж и лихость. Бесчувственной с утра руке было приятно и уютно.
«Ё-моё, – сказала себе Вера, – никому не отдам и никому не продам. Хоть раз в жизни поношу хорошее». Но тут же она себя окоротила, в ней взыграла цигейковая гордость, а одновременно вспомнилось, как вчера, провожая своих гостей, она смотрела на Ирину изящно заломленную шляпу и думала, что русские женщины искони повязаны платками, а надо жить вот так, лихо, набекрень. Не эта ли мысль саднила ее с утра? «Не отдам норку, – сказала она себе. – Подарок есть подарок. Вот возьму и пойду сегодня к доктору и приглашу его на чай. Там у меня кое-что вкусненькое от гостей осталось».
И пальцы ее были не кривыми. И кровь по руке бежала бойко и как бы заносчиво.
– Спасибо, Ирка, – сказала она громко своему отражению в зеркале. – Я еще раздухарюсь – даю слово – и приеду к тебе в твою теплую Германию. Ты же обещала позвонить по приезде.
И еще подумалось: в таком виде ее точно возьмут на работу.
Я кладу телефонную трубку и тупо смотрю на загадочное недописанное «торб»… Торба, торбаса или что еще я имела в виду? Оказывается, имелся в виду морг. Плохое слово, и я зачеркиваю буквы. Теперь надо вспомнить, что я должна написать. Мне вчера было сказано – чтобы статья была на столе завтра и чтобы была на разрыв аорты. О бюрократии похорон, о равнодушии там, где ему (равнодушию) – самое последнее место. «Завтра» – это уже сегодня, на часах полвторого. Моя рука лежит на телефонной трубке, а ручка скатилась на пол. И эти нелепые «торбаса» в голове. Ну да… Этот звонок в полночь… Я еще подумала: какой дурак звонит в такое время? «Только бы не он!» – взмолилась.
Это был он. Полтора часа ужасающих подробностей сбили меня с толку.
– Ей уже полтинник, а она носит стринги. У нее раздражение, и она мажется вонючей мазью, от которой у меня аллергия.
Я слушаю его слезы и всхлипы. Именно слезы – он хлюпает носом так, что, видимо, уделал свою телефонную трубку – потому как в ней застревает и сипит его выдох.
И так приблизительно раз в неделю, когда «она ушла на массаж», «сидит в ванной» или отмечает сороковины соседкиного мужа. «Ты можешь говорить? – спрашивает он всегда. – Я как раз один».
Завтра я столкнусь с ними обоими в лифте. Спускаясь с двенадцатого, я подхвачу их на седьмом, и мы жарко расцелуемся. «У тебя все в порядке? – это она мне. – Слава Богу. Вот и у нас тоже». И она потрется щекой о его плечо, а он ей скажет: «Рыба моя». И я дам себе слово никогда с ним не вести телефонную «душевку», но потом забуду и снова услышу плачущее: «Ты одна?» Хотя я одна по определению, одна изначально, я, говоря простой речью, старая, засохшая на корню дева. Я не знаю этих тонкостей супружеской жизни типа «я люблю с краю и чтоб лицом в подмышку» или там «я откусываю хлеб, а она кричит, что надо его отщипывать». Господи, зачем это мне?
Я подхожу к ночному окну. Напротив меня дом-собрат. Один в один, заселялись вместе. Я считаю окна, в которых горит свет. В половине. Полдома не спит. Хорошая тема, думаю я: неспящая Пресня. Но был уже фильм «Неспящий в Сиэтле». Милый ребенок отважно кинулся строить счастье неспящих взрослых. В кино это получилось. В жизни вряд ли, точнее не так – ни за что. Я знаю живущих на втором этаже в неспящей квартире дома напротив. Там есть мальчик. Я, рабочая лошадь, редко сижу в нашем общем скверике, но когда бы я там ни была, он находит меня. Он тоже мальчик из Сиэтла и хочет, чтобы я стала его мамой. Он даже познакомил меня с отцом, и тот отпрыгнул, как молодой лось, почуявший опасность. Если у них свет, то не спит отец. У маленьких детей есть дивное свойство засыпать, даже если вся мордаха в слезах.
Неспящий лось. Ему едва за тридцать, а жена его навсегда уехала в «Мерседесе». Дело было вечером, я возвращалась с работы и видела эту дышащую скоростью машину, возле которой стояло нечто короткошеее, коротконогое и короткорукое сразу. Мать мальчика выпорхнула с маленьким чемоданчиком и полиэтиленовым пакетом. Оно взяло пакет и забросило его в ближайший мусорный контейнер. Потом произошла быстрая потасовка за чемоданчик, но она его отстояла словами «паспорт» и «диплом». Прижимая к груди бесценное, она нырнула в машину, но я успела услышать хриплые слова: «А на черта тебе диплом? Я тебя не на работу беру». Они рванули с места, и больше я их никогда не видела. А мальчик после этого, гуляя с отцом, тормозил возле всех проходящих женщин. Вот даже на меня клюнул. А отец отпрыгнул.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments