Будь у меня твое лицо - Фрэнсис Ча Страница 13

– Ампула с экстрактом стволовых клеток, – небрежно поясняет Кьюри. – Моя кожа этим утром слишком сухая, вчера я перепила. Это средство поможет мне дотянуть до полноценной процедуры в клинике. Может, сходишь сегодня со мной? Так ты будешь выглядеть на все сто. Наверняка у меня получится тебя пристроить, я там любимый клиент.

Искушение велико: кожа Кьюри сияет как настоящее стекло, но одна мысль, что придется неподвижно лежать на столике для процедур, будоражит меня. Я качаю головой. Кьюри вздыхает, бросает взгляд на мое лицо и, безымянным пальцем нанося капельки крема на область вокруг глаз, говорит:

– Так вот почему ты такая нервная эти дни. Знаешь, я хотела предложить тебе выпить на выходных, просто чтобы взбодриться. Из-за твоей негативной энергетики здесь как-то… депрессивно! Так, а что насчет вот этой «Боттега» к платью? – Она достает из шкафа хитро сплетенную сумочку и протягивает ее мне.

* * *

Мама Ханбина, Им Га-йун, всем известна как одна из «Триумвирата» 1970-х: три мисс Корея стали актрисами, снявшись в большинстве фильмов, дорам и реклам того десятилетия. Она была старшей и самой успешной, сыграла знаменательную роль монахини, превратившейся в роковую женщину в известном сериале «Мое имя Стар ^[14]». Говорили, что во время трансляции сериала на дорогах страны не оставалось ни одной машины. После короткого, но разрушительного романа с партнером по фильму она на несколько лет исчезла с телеэкранов, и лишь со временем выяснилась правда: Им Га-йун тайно вышла замуж за младшего сына основателя «КС Групп», второсортного конгломерата, производившего водосборники и нагреватели. А десять лет спустя открыла собственную художественную галерею рядом с дворцом Кенбоккун и заявила о себе как дилер, соединяющий звездный мир Кореи с искусством. Знаменитости шли к ней толпой, желая украсить свои дома. Предполагалось, что Им Га-йун зарабатывала больше, чем ее тесть.

Все это я узнала из интернета и женских журналов, жадно читая статьи и сплетни о семье Ханбина. Заголовки варьировались от «Им Га-йун с супругом купили землю на острове Чеджу» до «Им Га-йун завышает знаменитостям цены» или «Обвинения со стороны осведомителя “КС Групп”: посадят ли шурина Им Га-йун за решетку?» Обычно статьи сопровождались снимками папарацци, где Им Га-йун в зимних шубах и очках выходила из машины рядом с галереей.

Я видела ее уже несколько раз. Впервые – в Нью-Йорке, в день выпуска Ханбина из Колумбийского университета. После возвращения в Корею Ханбин дважды заманил меня в ловушку: в первый раз взял меня в аэропорт встречать ее после бизнес-поездки в Гонконг, а во второй на свой день рождения устроил нам обед втроем в ресторане отеля «Рейн». В первый раз она сказала мне лишь «Здравствуй» и «До свидания», односложно отвечая на вопросы Ханбина в машине. Во второй, за обедом, Им Га-йун мягко задавала мне вопросы о семье, давая понять, что уже все знает сама и мне не нужно даже пытаться облагородить себя. «Итак, сколько лет тебе было, когда ты в последний раз видела родителей?», «А твой дядя, он владел… фуд-холлом для таксистов?» (здесь она содрогнулась) и козырь: «Как же здорово, что в наше время появилось столько возможностей для людей вроде тебя. Эта страна начала подавать большие надежды».

Знаю, можно было бы обидеться или разозлиться, но в качестве привычной маски некоторое время назад я выбрала веселость. Там, в Нью-Йорке, Руби как-то сказала мне одну фразу:

– Богатые люди очарованы счастьем. Оно сводит их с ума.

* * *

Я останавливаюсь возле универмага «Джой», чтобы купить миниатюрные орхидеи в цветочном отделе на первом этаже. Здесь они в десять раз дороже, чем на рынке рядом с моим домом, зато горшочек украшает логотип «Джой». Когда мы с Ханбином встречаемся возле ближайшей к нему станции метро, он видит у меня сумку из магазина и говорит, что не стоило покупать подарок. Но судя по глазам, одобряет.

Изумительный современный дом Ханбина – с наклонной крышей, весь из серого сланца и стекла – стоит за высокой каменной стеной на вершине живописного холма в Сунбукдоне. Когда открываются ворота, мое сердце замирает, а дух захватывает. Ханбин рассказывал мне лишь о неудобствах – что зимой внутри холодно, что туристы и журналисты бродят вокруг, стараясь заглянуть за ворота, и что друзья известного голландского архитектора, которому этот дом заказали, названивают с целью узнать подробности. Дом напоминает о японских музеях, которые я изучала в школе, с их строгими линиями и приглушенной красотой. Но только стоя на лужайке – покажите мне хоть один дом в Сеуле, вокруг которого растет настоящая зеленая трава? – я понимаю, что сейчас почти презираю Ханбина. А уж его маму – и подавно.

Кажется, в доме белых цветов больше, чем в саду. Множество необычных сосудов с орхидеями и пионами украшают все вокруг, и я печально смотрю на свой жалкий горшочек.

– Я доложу вашей маме, что вы уже пришли, – говорит мужчина, открывший нам дверь. Он кланяется, берет мое пальто и протягивает мне пару кожаных тапочек из мраморного шкафчика для обуви. Несмотря на формальную речь «дворецкого», он одет довольно просто – в футболку с длинным рукавом (в полосочку!) и помятые брюки цвета хаки. Я-то ожидала увидеть костюм или форму.

– Все в порядке, я сам поднимусь и скажу ей, – отвечает Ханбин, просит меня подождать в гостиной слева от фойе, а сам направляется по коридору направо.

Высотой потолков и размером – с баскетбольное поле – гостиная напоминает пещеру. В каждом углу громоздятся стулья и журнальные столики. В центре переливается скульптура рыбы Ищии высотой со слоненка – она прекрасна. На стенах – работы современных японских художников: Цунода, Охира, Сакураи. Я сажусь в дальнем углу, рядом с еще одной, крошечной скульптурой Ищии цвета грозового облака.

Открывший нам мужчина приносит чай на подносе. В чашке – маленький лилово-розовый цветок, который при погружении в воду раскрывается. Мужчина молча поправляет цветы на кофейном столике, и я осознаю, что Ханбин не ошибся: мистер Чой, водитель, стал бы для меня хорошей моральной поддержкой, будь он здесь. Но его нет.

– Мама не очень хорошо чувствует себя сегодня, потому будем только мы, – сообщает Ханбин, направляясь ко мне. – У нее ужасно болит голова, и она не может встать с постели.

Говоря, Ханбин смотрит слишком серьезно, словно заставляя себя не отводить глаз. Либо он лжет, либо думает, что лжет мать. Мое сердце начинает бешено колотиться, по венам будто разливается яд. Ханбин не уточняет, что его мать извиняется за свое отсутствие.

– Какой кошмар. Надеюсь, скоро ей станет лучше. – Ну а что еще тут можно сказать?

Мы смотрим на остывающий чай, потом Ханбин прочищает горло.

– Пока готовят обед, я покажу тебе сады. Если ты, конечно, не хочешь торт или тток. Ты голодна?

Я качаю головой. Ханбин, взяв мою руку, ведет меня на улицу через фойе. Заметив двух одетых в форму женщин, смотрящих на меня из дверного проема, я резко отворачиваюсь. Вот мы уже у двери, и мужчина, который впустил нас, словно из ниоткуда появляется с нашими пальто.