Мир под кайфом. Вся правда о международном наркобизнесе - Нико Воробьев Страница 13

— Что происходит? Где я?

— Неважно, где ты… расслабься, впусти это в себя.

— Мне дурно.

— Хочешь сходить в душ? Иногда помогает.

— Да… в душ…

Саша берет меня за руку и отводит в душ — я мечусь в кабинке, пока на меня льется радуга. Этому трипу принадлежит сомнительная честь самого странного душа в моей жизни. А я, между прочим, ходил в душ в тюрьме.

— Где я?

— Ты в душе!

— Да! Я в душе… Что происходит?

— Ты выпил аяуаски, помнишь?

Точно.

— А я давно тут?

— Минут пять.

Мне-то казалось, что в душе я был всегда, как Джек Торренс в отеле «Оверлук» ^[36]. Хорошо хоть я был в плавках.

— А так еще долго будет?

— Это только начало! — смеется Саша.

На каком-то уровне я понимал, что стою под душем, но в каком из измерений? У меня как будто стало два сознания. Одно было рациональным и цеплялось за понятия вроде слов и направлений, а второе находилось где-то на улице Сезам. Мы возвращаемся. Церемония уже в полном разгаре. Шаманы распевают icaros — песнопения, отгоняющие злых духов. Я концентрируюсь на своем дыхании, вдох-выдох, и мне кажется, что вся хижина, maloca, дышит со мной в унисон. Я впадаю в транс, раскачиваюсь взад-вперед, пока кто-то не брызгает на меня водой. По лбу струится лава и затекает в глаза. Из темноты появляется рука с полотенцем. Вытираться очень приятно — как будто гладишь лицом стену из меха.

Я абсолютно упорот. Исчезло всякое чувство пространства и времени. И тут мне ужасно скручивает живот. Кажется, я могу сдержаться, но проще этого не делать. Я тянусь за ведром — и кто его держит? Да это же старый Рафики, мудрый бабуин из «Короля льва»! Он смотрит на меня с сочувствием. Успев отметить его присутствие, я опорожняю содержимое желудка в ведро, которое наполнено миллионами ягуарьих морд, вращающихся по спирали. Они выглядят не очень довольными.

Пора и мне спеть мой личный icaro. Я приближаюсь к шаманам, и их завывания становятся громче громкого. Интересно было бы узнать слова — правда, поскольку они поют на кечуа и шипибо-конибо, языках перуанских аборигенов, это может быть что угодно, хоть список покупок. Я сажусь на свое место, прослушав безумные рулады Уилера и Эрнесто, — и внезапно все проясняется.

Мы сидим в полной темноте, но я вижу свою циновку, очертания хижины и людей вокруг себя так же ясно, как при дневном свете. Время от времени Эрнесто или Уилер закуривают традиционную папиросу-мапачо, и в этом переменчивом свете они похожи на могущественных нордических богов Тора и Одина, восседающих на тронах.

Я чувствую, будто меня кто-то трогает — мягко прикасается руками к лицу и проводит пальцами по губам. Я внимательно осматриваюсь вокруг — никого нет, хотя кажется, что здесь все. Все, всё, везде. Каким-то образом это воспринимается совершенно естественно — у каждого из нас есть свое место во вселенной. Мы все равны: вы, я, мои родители, чернокожие, белые, мертвые, дети фавел, беженцы да даже насекомые и прочие гады. Все мы каким-то образом встроены в систему мироздания, и я не знаю, отвечает ли за это какой-то «Бог», но в этом естественном порядке вещей есть что-то дико важное. Я осознаю, что я тоже часть этой системы, и все мои печали и переживания исчезают по мере того, как вселенная смыкает вокруг меня свои любящие объятия.

Я думаю о родителях. Все, что они делали, было ради меня и моей сестры — и что я дал им взамен? Они люди, не боги, и заслуживают благодарности. И Рита тоже всего лишь человек. Но она не такая, как мои родители, — она не запрограммирована природой на то, чтобы терпеть все мои выходки. Возможно, она была не права, бросив меня, но, если подумать о том, как я себя вел, она не обязана жить со всем этим. Первый раз за два года я примиряюсь со случившимся.

Церемония близится к завершению — как и мое ощущение дзена. Уилер и его группа поют завершающий icaro — и наша сессия закончена. Наконец-то. Я совершенно вымотан и с трудом могу пошевелиться.

— Да, для одной ночи пиздеца достаточно, — говорю я, ковыляя к постели. Перед тем как заснуть, я вижу, как пульсируют звезды.

Люди использовали психоактивные вещества на протяжении тысячелетий. Аяуаска — это одно из многочисленных средств, изобретенных человечеством для изменения сознания, что часто помогало ближе общаться с богами. Древние греки даровали нам не только демократию, философию и математику — как будто этого было мало, — но и первые техно-рейвы. Они назывались «элевсинские мистерии» и представляли собой ежегодный фестиваль в честь богинь Деметры и Персефоны, эквивалент Burning Man в 300 году до н. э. Тогдашние рейверы пили кикеон — волшебный напиток с эффектом, аналогичным ЛСД.

Амазонские племена используют аяуаску, а индейцы юга Северной Америки поклоняются пейоту — мексиканскому кактусу, который, как они считают, открывает двери на другой уровень реальности. Сибирские шаманы в своих ритуалах поедают галлюциногенные грибы, а ибога, западноафриканский аналог аяуаски, применяется для многодневных церемоний-трипов.

Наркотики, по крайней мере те, что используются для увеселения, в целом делятся на пять разных типов: стимуляторы (кокаин, кофеин, метамфетамин) возбуждают; депрессанты (алкоголь, снотворные препараты) угнетают; психоделики (грибы, аяуаска или ЛСД) вызывают галлюцинации; опиоиды (героин, морфин, фентанил) делаются из опиума; ну и каннабис — это отдельная история. У всех этих субстанций совершенно разные эффекты, поэтому выбор зависит от того, чего хочет добиться потребитель. Но будь то чашка кофе или дорожка боливийского порошка, люди употребляют изменяющие сознание вещества по той же причине, по которой мы собираемся вместе, играем в игры, занимаемся сексом, медитируем или слушаем музыку: ради кайфа, ради расслабления, ради общения.

Мир под кайфом повсюду. В нем живут и банкиры, не знающие, куда девать деньги, и уличные пушеры. Наркотики употребляют все. Все знают такого человека. Вы раздражительны, потому что не успели выпить утром свою чашечку эспрессо? Хм, да вы гребаный наркоман! Да, кофеин — это наркотик, которым можно даже передознуться, если очень постараться, и вы — тоже наркоман (хотя и социально приемлемый). Вполне возможно, что у парня на соседнем сиденье в электричке в кармане доза. Врачи и адвокаты, студенты, родители — все они принимают наркотики. Все ваши любимые музыканты покуривают траву. Судья, отправляющий людей за решетку, раз в месяц нанюхивается в сракотан. Отгородиться от наркотиков невозможно.

Кроме аяуаски Перу — родина еще одного из самых популярных в мире ядов: кокаина. Из Икитоса я направился уже простым туристом в Куско на юге страны. Взбираясь по Тропе инков к Мачу-Пикчу, я со всей мучительной очевидностью осознал, что не готов к этому походу. Перемещаясь то вверх, то вниз по затянутым туманом горам, мы иногда оказывались внутри облаков, из которых шел дождь. Тропа была адски мокрой, и, поскольку резиновых сапог у меня не было, приходилось оборачивать ноги пластиковыми пакетами.