Таня, домой! - Ольга Сафонова Страница 13

На следующий день принялись налаживать быт. Он состоял, в основном, из походов в столовую, где кормили какой-то дрянью – еду готовили на кухне в основном корпусе, пока тащили к палаткам, все застывало неаппетитной массой. Потом нужно было помыть посуду в ближайшем пруду. Получалось предсказуемо скверно – холодная вода, хозяйственное мыло…

Потом играли в карты да подслушивали мальчишеские разговоры. Те обсуждали, конечно, девчонок. «Да, Жанка ничего, только толстая», – и с этого момента Жанна окончательно оказалась в аутсайдерах. Недостаточно крутая, недостаточно классная, да еще и пухляш. Фи.

Ситуацию могло бы спасти море, но тут подкачала погода: к вечеру второго дня зарядил дождь. И тут-то Жанка поняла все прелести походной жизни: палатка протекала. Найти сухое место было практически невозможно, вода текла по брезентовым стенкам, скапливалась посередине. Соседка Жанки ушла к подружкам, которым с палаткой повезло больше. Жанка осталась – все равно ей нигде не рады, чего навязываться.

«А можно домой?» – робко спросила Жанка у тренера наутро. После бессонной ночи болела голова, спину ломило от холодной земли и безуспешных попыток устроиться поудобнее вокруг лужи воды на полу. «Думаешь, тебя кто-то повезет?» – лениво спросил тренер. «Ясно», – подумала Жанка. Навалилась безысходность – вот в этой грязи, среди толпы, но в полном одиночестве предстояло провести еще три недели.

Дождь никак не заканчивался. Жанке было жалко себя до слез: сидела в промокшей палатке, стоило высунуться – обязательно кто-нибудь начинал дразнить. А однажды какие-то совсем незнакомые пацаны принялись в нее грязью кидать. От обиды Жанка разрыдалась – только тогда обидчики попрятались, побоялись, что нажалуется. В столовую ходить она тоже перестала – не хотелось лишний раз нарываться на насмешки. Отпор давать Жанка не умела, в ее интровертском сознании вообще не укладывалось, зачем приставать к человеку, который тебе ничего плохого не сделал.

На пятый день тренер вдруг понял, что Жанка не заходила в столовую уже дня три. Заставил взять тарелку. Тарелку она молча унесла в палатку, незаметно выкинула невнятную серую кашу – вроде гречневую – помыла посуду. Чувства голода не было, внутри будто камень застыл. От обиды, не иначе.

Спустя еще сутки непрерывного ливня погода худо-бедно наладилась. Дождь кончился, ветер разогнал тучи, можно было наконец-то пойти к морю. Правда, купаться не разрешали – ветер сильный, волны высокие, берег каменистый, для детского отдыха не самый подходящий. Да и в купальник переодеваться Жанка стеснялась – наверняка нарвалась бы на очередные насмешки. В общем, и море не радовало, хотя его Жанка любила больше всего на свете.

А потом случилось чудо. В лагерь приехал грузовик с продуктами. «Давай в город с машиной поедем», – услышала обрывок разговора. Что? Значит, выбраться отсюда все-таки можно?

Решение пришло мгновенно. Жанка молчком собрала свой нехитрый рюкзак – да могла бы и не скрываться, внимания на нее обращали не больше, чем на дерево. Подкараулила, когда водитель засобирался обратно, влезла в опустевший кузов – и машина затряслась по ухабистой грунтовой дороге, размытой недавними ливнями. Сейчас кажется странным, а ведь тогда никто и глазом не моргнул – куда это собралась десятилетняя девочка, кто ее встретит, и, самое главное, кто ее отпустил.

В городе первым делом отправилась к маминой знакомой, попросила денег на билет – 17 копеек на автобус до родного поселка. Еще полчаса – и Жанка была дома. Открыла дверь, бросила рюкзак, и чуть не разрыдалась от счастья. Душ показался райским удовольствием, чистая – и сухая! – одежда – тоже.

Дальше предстояло самое сложное – надо было известить родителей о своей диверсии. Жанка пошла к соседке просить совета. Елена Сергеевна появлению девочки вроде как даже не удивилась. Сказала, что мама для нее на всякий случай оставила три рубля – держи, мол, сходи на почту, отбей родителям телеграмму. «Адрес знаешь?» «Конечно».

Три рубля были гигантскими деньгами. Жанка и телеграмму отправила, и хлеба купила, и зачем-то еще букет полевых цветов у бабушки – вдруг так захотелось, чтобы дома стояли цветы в вазе.

А на следующий день приехали родители. Бабушкина деревня была совсем недалеко, чуть больше трехсот километров, восемь часов на поезде. Жанка кинулась к маме, обхватила руками за талию, уткнулась в живот. Мама растерянно гладила дочку по голове – даже ругаться не стала, настолько ее напугал Жанкин поступок. Она и подумать не могла, что ее тихоня на такое способна – сбежать из лагеря. Значит, там и правда было не очень.

Искать Жанку никто не стал. Только когда смена закончилась, к ней зашли две девчонки из отряда. Криво усмехаясь, сказали, что искали целый день – с ног сбились. «Ну-ну», – скептически подумала Жанка, закрывая дверь за гостьями.

С тех пор на секцию она больше не ходила. И в лагеря не ездила – только уже будучи студенткой, когда подрабатывала вожатой между курсами. А ненависть к палаткам и любовь к живым цветам дома остались с ней на всю жизнь.