Министерство по особым делам - Натан Энгландер Страница 13

В последнее время их пересуды становились все более странными, все более зловещими. Когда они переключались на политику и теории заговора, Рафина мать поднималась и выходила из комнаты. Она терпеть не могла, когда они неожиданно прерывали разговор при ней, и старалась уйти из комнаты прежде, чем такое случится. Их последний обмен соображениями Рафина мать слушала у выхода в коридор, готовясь при надобности уйти.

– Нам поменяли преподавателя социологии, – сказала Флавия. Она лежала на полу, опершись головой на диван, при этом смотрела на Рафину мать – то ли искала у нее поддержки, то ли обвиняла: мол, все вы, взрослые, одним миром мазаны. Рафина мать не шелохнулась. – Ждем-ждем у аудитории, а его нет и нет. Ну, кто-то встал, все уже подхватили портфели, и тут заявляется этот замшелый. Лет ста от роду. Я, говорит, ваш новый преподаватель, и плетется к доске. А потом как начал бубнить, так от своих пожелтевших карточек ни разу головы не поднял.

– Вы сидели тихо? – спросил Рафа.

– Когда преподаватель мне нравится, я молчу. А Маталон как заорет: «А где Гомес? Где доктор Гомес?»

Пато сидел, разинув рот, будто смотрел передачу по телевизору.

– И что дальше? – спросил Рафа.

– Ничего. Старикан знай себе читает. Ну, Маталон замолчал, тут одна девчонка давай орать, где да где. Еще кто-то подал голос. Наконец этот старый пердун – а он почти ни хрена не видит – прижал карточки прямо к носу, опустил их, огляделся, будто только что нас заметил. И говорит: «Я ваш новый преподаватель». Тут мы и заткнулись. Все ясно. Вот какой теперь у нас преподаватель.

Лилиан сидела за кухонным столом, перед ней – папка с бумагами, слева – счетная машинка, справа – чашка чаю. Вошел Кадиш и поцеловал жену в макушку.

– Работу домой принесла?

– Теперь только так, – сказала Лилиан. На ней были узкие очки на бисерной цепочке. Она надевала их, когда глаза уставали. Такие очки подошли бы старушке, но на Лилиан они подчеркивали ее молодость. Кадиш помассировал ей плечи, Лилиан сняла очки, они повисли на цепочке.

На разделочном столе лежал кусочек лимона. Кадиш приготовил себе выпить, помешал в бокале пальцем.

– Где Пато? – спросил он.

– Наверное, шляется где-то с Рафой.

Кадиш приподнял бровь. Рафу он недолюбливал.

– Слишком головастый, – сказал он. – От такой головы никому пользы не будет.

– На Пато он дурно влияет, это точно. Но Пато и сам на кого хочешь повлияет.

Оба улыбнулись.

– Как парня дома удержишь? – спросил Кадиш. – Тебе и самой это не очень-то удалось.

– Когда я пришла, его уже не было.

Кадиш отхлебнул из бокала, поднял его к свету.

– Когда Пато вернется, возьму его с собой.

– Оставил бы ты парня в покое, Кадиш. Он эти вылазки терпеть не может. Зачем его туда тащить, кому от этого польза?

– От чего нет пользы, так это от его университета. Вот это точно трата времени.

– Ерунду говоришь. Сам знаешь, что это не так.

Кадиш поставил бокал на портфель Лилиан, сел напротив.

– Университет сейчас – хуже места не найти. Думаешь, я чего-то не понимаю? Все я понимаю. Наши правители больше похожи на меня, чем на Пато.

Лилиан расхохоталась в голос.

– Я не шучу, – сказал Кадиш. – Недовольные интеллектуалы выводят власти из себя. Это я точно знаю, потому что и сам от них не в восторге. Власти нашего парня боятся точно так же, как я.

– Для напуганного ты уж больно здорово его мучаешь.

– Когда правительство напугано, думаешь, оно становится умнее? Говорю тебе, в этот раз власти чикаться с ними не собираются. Им нужен порядок, и они его восстановят. Все будут работать по две смены, и головорезы, и мусорщики.

– И в такую ночь ты собираешься шастать с сыном черт знает где? Где логика? Противоречишь себе на каждом шагу.

Кадиш подвигал ногами под столом. Коленом коснулся колена Лилиан, она обвила его ногу своими.

– Нам тревожиться не о чем, – сообщил Кадиш. – Те, кто не сует нос куда не надо, могут спать спокойно. Опасаться надо тем, кто им угрожает.

– Например, студентам, – сказала Лилиан: она приняла слова мужа всерьез.

– Да, – согласился Кадиш. – Политикам, революционерам, хиппи и студентам.

Он потянулся к счетной машинке и нажал на клавиши. Ему нравилось, как щелкает бумажная лента.

– А как насчет привидений, которые ночами таскаются по кладбищам?

– Они вообще на радары не попадают, – сказал Кадиш. – Это кладбище опасно только тем, кто не печется о своем добром имени. – Кадиш заметил, что Лилиан отвлеклась, о чем-то задумалась. – Я хочу привить ему навык, Лилиан. Мир на пороге переворота: хорошие люди, состоятельные люди могут вмиг оказаться на улице. Чтобы выжить, надо что-то уметь. А куча сведений Пато не защитит, прочти он хоть все книги на свете.

В подобных поучениях Лилиан не нуждалась. Она не хуже Кадиша знала, как много человек может потерять. Превратности судьбы витали над ее рабочим столом во всех видах. Ее родителей болезнь скосила в один месяц – они ушли, а она с ними не помирилась. Не такого мужа они для нее хотели. История его семьи была не в пример печальнее истории ее семьи. Но это вовсе не значит, что мир страданий был ей чужд.

– Вечером беру его с собой, – объявил Кадиш.

Лилиан разогнула пальцы, оглядела их.

– Этот Рафа больно шустрый, – сказала она. Положила руки на стол, растопырила пальцы. Подняла глаза на Кадиша. – С кем водит компанию твой сын – сейчас это нельзя пускать на самотек. В наши дни не с теми свяжешься, хлопот не оберешься.

– Ты хочешь, чтобы это сказал ему я, его отец, прошедший университеты в публичном доме? Сильно я нашего студентика напугаю. Он меня в шесть лет слушать не желал, хотя тогда он меня почитал.

– Он и в шесть лет тебя не почитал. – Лилиан надела очки, привела в порядок бумаги. Кадиш взял бокал. – Если ты в силах затащить его на кладбище, значит, можешь убедить, чтобы он не якшался с кем попало. Как бы то ни было, он – твой сын. Постарайся.

Кадиш разбил кубик льда напополам.

– Постараться – это завсегда. Насчет постараться я большой дока. Всю жизнь только и делаю, что стараюсь.