Ради усмирения страстей - Натан Энгландер Страница 13

У дома особый запах, душок. Тринадцать детей у раввина, оттого и запах. Круговерть житейских дел. Постоянно кто-то ест или какает, надевает носки, снимает носки. Но он не белый, не то что эта палата. Не стерильный, не фальшивый. Там настоящая жизнь, и запахи соответствующие.

Все это Марти втолковывает другому пациенту в дневной палате, гася окурок и обирая с языка табачные крошки.

Марти в отделении как дома. Здесь появились на свет оба его ребенка, тогда здесь был роддом, это потом все поменяли и навесили стальные двери. Но такого рода ощущение невозможно изгладить – торжество новой жизни, рождение дочерей, сыновей. Может, именно поэтому теперь здесь держат психических, чтобы подкрепить метафизически это место – в стенах, пропитанных надеждой и жизнеутверждением, они быстрее поправятся.

Он ведет себя здесь как в загородном клубе: носит дорогие брюки с мокасинами, наглаженные рубашки, пуловеры с треугольным вырезом – они куда больше говорят о достатке, нежели пиджак с галстуком. И он вжился в эту роль. Всем своим видом он словно хочет сказать: пусть сейчас он и не может играть в гольф, но по крайней мере может извлечь из ситуации максимум приятного – улыбаться пациентам, пожимать руки, подмигивать, отпускать шуточки и снисходительно посмеиваться при каждом удобном случае.

Персонал к Марти благоволит, и, когда он заводит новых приятелей, они только рады.

Человека без имени привезли с ближайшей окраины, забрали прямо на улице в припадке буйства: когда его ввозят в отделение, он привязан к каталке, так бьется, пытаясь высвободиться, что, кажется, вот-вот оторвет руки.

Медсестры всаживают ему укол в мягкое место.

И вот Марти, важная шишка в отделении, заглядывает в палату Человека без имени, пока две медсестры его развязывают. Заложив пальцем пухлый биографический том, Марти наклоняется, вглядывается в уже осоловевшее лицо новичка и говорит:

– Я вас точно где-то видел. Может, здесь же прошлой весной?

И Человек без имени отвечает, помедлив секунду-другую.

– Нет, – говорит он. – Вряд ли.

Чуть не все медсестры и остальные пациенты побаиваются Человека без имени. Но для Марти он – идеальный, терпеливый собеседник. Всегда готовый выслушать. То есть не то чтобы Человек без имени был таким уж чутким или рассудительным, но Марти достаточно и того, что у него есть компания. Потому что Марти о чем рассказать есть, а времени нет: мысли скачут наперегонки, и от лекарств он стал заторможенный.

– У меня в голове что-то вроде сот, – говорит он. – Такая геометрическая фигура со сторонами что вверх, что вниз. Только твердо стану на ноги и чувствую – заваливаюсь, а все другие стороны кажутся плоскими, как пол.

Если Человек без имени занят – дремлет или просто думает о своем, Марти воображает, что ходит из палаты в палату по стенам, как Фред Астер ^[16]. И под этими странными углами смотрит, что получится.

Иногда – тарелка, она все падает и падает. Спутник. Его луна. Марти дома, в кругу семьи, смотрит на себя, смотрит на тарелку, смотрит, как все идет вкривь и вкось.

И потом – шул, он тянется поймать, габай ^[17] вопит. Тора падает, разворачиваясь на лету, и расстилается, как красная ковровая дорожка, одно черное слово за другим, одно за другим.

С виду Человек без имени типичный подзаборник. То есть нельзя сказать, что он некрасивый от природы, однако нос у него перебит, причем не раз, лицо в шрамах и болячках, борода как пакля, и вообще вид жутковатый: наткнешься на такого, когда он спит за помойкой, – поостережешься подойти. И медсестры так и делают. Поодиночке приближаться избегают, особенно во время ночных обходов, хотя, если учесть, как его накачали снотворным, вернее предположить, что они просто боятся темноты.

Марти же, в отличие от него, прибыл на сестринский пост, чтобы вверить себя их попечению, с целой вереницей чемоданов итальянского производства.

Старшая сестра Марджори его, конечно же, знает. С каждым годом он попадает сюда все чаще. С возрастом циклы имеют свойство ускоряться. «Жена», – поясняет он, пожимая плечами. Он здесь из-за Робин, только ради нее.