Вивиана. Наперекор судьбе - Элайн Нексли Страница 125

Амбруаз, ехавший впереди, внезапно радостно вскрикнул: – Вижу, там виднеется пирамида! Это она! – обладавший острым, орлиным зрением, француз не мог ошибиться.

Леди Бломфилд нетерпеливо убрала растрепанные кудри с лица. Ей хотелось как можно быстрее войти в таинственное святилище, но ужасно медлительный верблюд прибудет к «Аль-Царице» не раньше, чем через час. Девушка с опасением оглянулась. На пустыню опускались мягкие, матовые сумерки, жаркое солнца почти скрылось за горизонтом. Это опасное приключение казалось в тысячу раз страшнее ночью, но отступать уже было некуда.

Наконец уставшие животные привезли своих хозяев к месту назначения. Мсье де Куапель неловко поежился, окинув внимательный взглядом небольшое, но широкое сооружение. От него будто исходила таинственная, мистическая дымка, даже звезды на хрустально-чистом небе здесь светили хуже, а их блеск казался мутным и расплывчатым. Дочь графа спрыгнула с верблюда и едва смогла рассмотреть узкий проход, ведущий в самое сердце пирамиды.

– Что-то мне не по себе, – прошептала Вивиана, и, вцепившись в руку наследника, почувствовала, как его тоже бьет дрожь: – Я сколько всего пережила ради этого, и теперь разгадка стоит так близко, но нужна смелость, чтобы сделать последний шаг.

– Поверь, Виви, в тебе есть эта самая смелость, ты сильная, отважная, порой мне кажется, что даже я не вступил бы на такой опасный путь. Мы любим друг друга, и это наше единственное оружие против несправедливости и самой судьбы, – взявшись за руки, молодые люди подошли вплотную к пирамиде. Внизу виднелись четыре ступеньки… Четыре шага, четыре неловких движения, и месть так близко… Вивиана ухватилась за каменный выступ, почувствовал резкое головокружение. Нет, она должна, они должны это сделать. Лишь четыре ступени… Словно во сне, окутанном мистикой и злом, леди Бломфилд и принц вступили на первую ступеньку и замерли. Она будто жгла огнем, но также пронзала нечеловеческим холодом. С глубины шел душный, тяжелый воздух, будто собравший в себе все страдания и боль давно ушедшей из этого мира царевны Меритамон. Ее плач… Вивиана вдруг вздрогнула и отстранилась от наследника. Прислушалась. Она душой слышала тихие всхлипы, что бесконечным потоком лились из самих глубин. Душа несчастной египтянки была заточена до сих пор здесь, ее дух в истерике метался по шкатулке, на дне которой хранилась зловещая религия.

Осталась лишь последняя ступенька… Свеча, судорожно сжимавшаяся в дрожащей руке Вивианы, вспыхнула каким-то странным, алым отблеском, заколебалась и потухла. Стоя в кромешной тьме, принц и его избранница не могли понять, как видят только небольшой сундучок из ярко-зеленого бархата. Внезапно из стены вырвалось кровожадное, беспощадное пламя, вернее, пламенная змея. Она приближалась все ближе и ближе. Наконец путешественники почувствовали на своих шеях ее горячее, грубое дыхание. Вдруг демон открыл пасть и выпустил на людей яростный поток огня. Он жег, обворачивал, вертелся вокруг тел, впивался в одежду, но принц и англичанка этого не чувствовали, не хотели чувствовать. Их подпитывала любовь, что лилась из каждого уголка души, что щекотала сердце, что вырывалась из сжатых рук. Еще немного, вскоре ад закончится… Несмотря на всю критичность ситуации, на жуткую боль и жжение, молодой человек внезапно обернулся к любимой и впился ей в губы страстный поцелуем. Их уста горели, излучали неимоверные страдания, но влюбленные не ослабляли хватку. Их даже сейчас окутывал свой мир, мир своих чувств, страсти, нежности, мир, который не сожжет ни один огонь. Постепенно боль стала утихать, жар опускаться, и, с трудом оторвавшись друг от друга, путники огляделись. Змея исчезла, просто сгорела в пламени любви, ведь порой один огонь может уничтожить другой.

Тяжело дыша, молодая женщина опустилась на землю, с ужасом поглядывая на маленький огонек, тлевший средь песка. Затушив его носком сапога, араб помог любимой подняться и подвел ее к шкатулке, что являлась зенитом всех их приключений. Осталось лишь одно движение… Влюбленные положили свои скрещенные руки на ржавый замок, так, как когда-то это сделали Бомани и Меритамон. Раздался противный, скрипучий визг, что-то щелкнуло и вмиг замолчало. Шкатулка открылась. Вдруг из нее вырвался поток света, ясного, будто сияние солнца. Вивиана смогла рассмотреть в этих лучах…женщину. Одетый в свободное, белоснежное платье и с диадемой в виде скарабея, призрак улыбнулся и что-то прошептал, протянув к испуганным путешественникам свою окровавленную руку: «Спасибо. Вы освободили мою душу из этого плена», – вдруг алая кровь стала медленно стекать по запястью, растворяясь в воздухе, и вскоре ладонь царевна вновь стала белоснежной и чистой. Душа исчезла, направляясь к выходу, а Вивиана, все еще находясь в шоковом состоянии, коснулась дрожащими пальцами реликвии, которая представляла собой небольшой амулет в виде львиного глаза. Внизу болтыхалась золотая нить…

* * *

Маддалена издала хриплый возглас, ощутив неприятное покалывание в груди. Стоя в этом холодном, мраморной зале, женщина вдруг пошатнулась от какого-то прилива. Маленькие часики, все эти годы, тщательно спрятанные в поясе ведьмы, теперь сами выкатились ей на влажную ладонь. Итальянка с ужасом посмотрела на тонкую стрелку и замерла. Когда-то старуха, давшая ей эту вещь, сказала: «Это не просто часы. Когда они замедлят ход, знай, кто-то проник в пирамиду, и, победив огненную змею, приближается к амулету, он содержит в себе не только твои силы, но и жизнь». Тогда девушка удивилась таким словам, ведь на протяжении стольких веков еще никому не удавалось свергнуть пламенную рептилию. Колдунья предостерегла Маддалену, сказав, что той следует опасаться юной девчонки из Уэльса.

И вот, узнав в Вивиане Бломфилд своего врага, колдунья на протяжении многих лет пыталась уничтожить ее, разорвать на части отважную душу, но судьба, в которую, к сожалению, или, может быть, к счастью, не верила англичанка, сделала свое дело. Девушка, словно райская птица, не обращая внимания на боль и страдания, летела к своим заветным воротам, убивала, предавала, любила, рыдала… Синьора де Романо с трепетом и страхом ждала этого дня, отлично понимая, что рано или поздно он все равно настанет. И сейчас, окруженная тихим одиночеством, итальянка готовилась принять смерть из рук дочери проститутки и еврея. Рожденная в греховной связи, запятнанная презренной кровью, девчонка Дини сделала то, на что не решались сотни, тысячи титулованных господ.

Внезапно женщина застонала, и, судорожно сглатывая, стала оседать на безжизненные, ледяные плиты. Она смотрела на циферблат, переводила испуганные глаза на замедляющуюся стрелку, ждала… Итальянка в странном умиротворении закрыла глаза. Смерть приблизилась так близко, лишь миг… Чье-то прерываемое, холодное дыхание вырвало женщину из предсмертных мыслей. В нескольких шагах от нее…стоял призрак Софи. Все в том же платье, с распущенными, шелковистыми волосами, англичанка приблизилась к пораженной синьоре и улыбнулась: – Вижу, вскоре этот дом опустеет без своей хозяйки, – даже сейчас, в эти последние минуты, миссис Макларен не могла скрыть злорадства. Она всеми недрами души ненавидела Маддалену, молилась, дабы дочка смогла ее уничтожить. И этот день настал.

– Твоя девка выполнила миссию, – хрипло прошептала итальянка, и, с трудом поднявшись на локтях, посмотрела в глаза призраку: – Я рада, что покину этот бренный мир, запятнанный кровью невинных детей. Но знай, рано или поздно, Екатерина заплатит за свои грехи, не в этой жизни, значит, в другой.