Субъективный словарь фантастики  - Роман Арбитман Страница 12

По легенде, первый рассказ «Связи личного характера» был написан автором еще в 1967 году, исключительно ради денег. Первая авторская книга, куда вошли некоторые рассказы будущего цикла, – «Чудеса в Гусляре» (1972), в серии «Библиотека советской фантастики» (см. Молодогвардейская фантастика). В полном виде цикл представлен в двухтомнике Булычева «Космический десант» (2006) и «Жертвы вторжения» (2007), выпущенном уже после смерти писателя; в общей сложности цикл состоит из 105 текстов.

Великий Гусляр был не только забавным захолустьем, где проживали начальник стройконторы Корнелий Удалов, его ревнивая жена Ксения, неутомимый пенсионер-общественник старик Ложкин, великий и рассеянный ученый Лев Христофорович Минц, умелец Саша Грубин, журналист Миша Стендаль (не родственник!) и прочие чудаковатые добродушные провинциалы, с которыми и случались всевозможные чудеса. Великий Гусляр был испытательным полигоном, где привычные для НФ ситуации (пришельцы, диковинные изобретения, путешествия во времени и проч.) взаимодействовали с неспешным патриархальным бытом, со спокойным маревом глубинки, где – по идее – ничего произойти не могло, хотя, представьте, происходило. Произведения строились на этом контрасте, оттеняя бессобытийность нашего существования в брежневские годы. Везде вчера было похоже на завтра, а завтра – на послезавтра, и только в Великом Гусляре шла захватывающая, полная чудес жизнь: по улицам сновали инопланетяне, золотые рыбки исполняли любые желания (можно было даже воду в кране ненадолго превратить в водку!), любимый ученик факира показывал невообразимые фокусы, местный колдун под угрозой заклятья заставлял рыбаков делиться окуньками, а гениальный младенец Ленечка (он же Леонардо) щелкал, что семечки, дифференциальные уравнения.

Мертвый штиль вокруг Великого Гусляра был залогом его жизнеспособности: едва в СССР началась перестройка, нарушилось то хрупкое равновесие, в котором пребывали город и мир. Первоначально писатель не осознал серьезности угрозы: ему чудилось, что «новое мышление» можно приплюсовать к Великому Гусляру. Но выяснилось, что это не так. И «Свободные места есть», и «Титаническое поражение» (где гуслярцы доблестно боролись с бюрократизмом) оборачивались фельетонами-однодневками. Становилось ясно, что рассказы цикла неравноценны. «…я делал вещи для редакций, которые не требовали от меня много, и это просто распускает, – говорил мне писатель в конце 80-х. – По “Гусляру” это видно очень сильно: в этих рассказах, особенно поздних, много проходных вещей». Беда, однако, была не просто в торопливости: едва ли не каждая попытка конъюнктурно совместить две новые реальности оканчивалась неудачей. Слишком любил автор своих героев, чтобы безболезненно превратить их в живые иллюстрации к темам «Перестройка в провинции», «ГКЧП в Великом Гусляре», «Капитализм в глубинке» и т. п.

Последняя попытка – сохранить хотя бы отдельных персонажей вне Великого Гусляра (к примеру, отправить Корнелия Удалова в космос) – не стала спасительной; за пределами родного, обжитого мирка рядовой гуслярец выглядел потерянным, не очень нужным; запись горожан в лемовские Ийоны Тихие (см.) не имела успеха… В общем, уже в 90-е цикл полностью исчерпал себя. В последние годы жизни писатель вспоминал о нем крайне редко, занимаясь другими темами.

Винсент Ван Гог

Фантастическая повесть Севера Гансовского, названная по имени знаменитого художника, в сокращении опубликована в 1970 году в журнале «Химия и жизнь» (см. Наука и мысль), а в полном виде вышла в 1971 году, в 10 выпуске альманаха «НФ» (см.). Произведение считается одним из лучших у Гансовского; в 1985 году в ГДР сделали экранизацию повести – фильм «Визит к Ван Гогу» (режиссер Хорст Зееман). В повести, построенной в любимой Гансовским манере (рассказчик общается с читателем), отлично прописана вся «технология» путешествий во времени, а примеры последствий вторжения будущего в прошлое явлены с подлинным артистизмом и остроумием (см. Машина времени).

Читатель, настроенный на фантастический детектив или на «альтернативную историю» (см.), вскоре осознает, что формальный сюжетный стержень (сменяющие друг друга попытки героя вывезти из XIX века в век XX дорогие картины и сорвать куш) – оболочка, за которой отчетливо просматривается сверхзадача писателя: показать, как высокое искусство способно внутренне преобразить человека, душе которого, казалось бы, чужды прекрасные порывы.

«Рембрандты, Моцарты, Пушкины не зря бодрствовали по ночам, бескорыстно добиваясь совершенства, исступленно замазывая, перечеркивая, чтобы приняться снова» – эти слова героя повести «Часть этого мира» (1973) мог бы повторить, с внутренним убеждением, и рассказчик в финале «Винсента Ван Гога». На первых страницах он – хладнокровный делец и махинатор, на последних – один из самых преданных поклонников творчества Ван Гога и просто хороший человек. Соприкасаясь с настоящим искусством и его создателем, невольно попадая в их «поле», герой словно бы мутирует. Все худшее в нем истончается в труху, все лучшее обретает опору. Изначальный план героя проваливается: ему не удастся стать богачом. Но он не жалеет. Духовный опыт, приобретенный им во время визитов к Ван Гогу, оказывается поистине бесценен…

Возможно, Гансовский смог лучше прочувствовать судьбу автора «Подсолнухов», «Едоков картофеля» и других признанных шедевров, поскольку и сам был незаурядным художником-графиком (подтверждение тому – его иллюстрации к сборнику «Идет человек» (1971); не случайно Аркадий Стругацкий попросил проиллюстрировать журнальный вариант «Улитки на склоне» именно Гансовского). Сюжет повести о Ван Гоге «рифмуется» с одной из важнейших тем во всем творчестве фантаста: он был одним из тех редких писателей, для которых многие виды искусства (не только живопись, но и музыка, и театр) не оставались на сюжетной периферии. Наоборот! Подчас они отодвигали в сторону собственно фантастический посыл, делали его второстепенным.

Например, повесть «Шесть гениев» (1965) привлекала читателя не описанием заговора германских реваншистов и не изобретением герра Кленка, а его глубокими рассуждениями о классических живописных полотнах – Пуссена, Дюпре, Джорджоне, Кипренского. В рассказе «Доступное искусство» (1965) главным оказывался не процесс материализации Бетховена, но попытки персонажей понять, чем отличается истинный шедевр от мертвого суррогата, пусть и повторяющего шедевр один в один, молекула в молекулу. А еще писателя увлекала мысль о том, что для искусства ни один человек не безнадежен: подобно тому, как расщепленный атом таит в себе бездну энергии, так и человеческая личность хранит огромный творческий потенциал, который можно высвободить и обратить на пользу людям.

В рассказе «Голос» (1963) не хирургическая операция на связках делает безголосого горожанина великим певцом; она лишь открывает то, что до поры было спрятано от всего мира. В рассказе «Электрическое вдохновение» (1969) читатель становится свидетелем чуда превращения (каким образом это происходит? неважно!) как будто бездарной артистки провинциального театра с двумя десятками штампов в новую Веру Комиссаржевскую, обладающую невероятным актерским диапазоном. Фабула небольшой повести «Пробуждение» (1969) – ряд впечатляющих метаморфоз скучного и пресного обывателя, в котором вдруг прорастает универсальный гений, новый Леонардо, подлинный человек Возрождения. Увы, без внутренней «подпитки» чудо быстро отцветает. Но остается ощущение его возможности. У человека изначально есть шанс, напоминает писатель, а уж дальше каждый сам должен решать – воспользоваться этим шансом или упустить его…