Все есть - Мачей Малицкий Страница 12

[Зазвонил телефон. Жена Соседа с Горки.]

— Пан Мачек, слыхали, что случилось с женой Витека?

— Нет.

— Ну конечно. Вас не было. Она пошла с детьми на урок физкультуры в лес. Бег по пересеченной местности. Сперва ее укусил крот, а потом она упала на ежа. Победил сын Затопека. Ага, никого не было. Только почтальон и Янек. Впрочем, Лысая вам наверняка говорила.

— Да.

— Приятный свежий денек, в горах шел дождь. Какие планы?

— Не знаю. Рано еще.

— Не разбудила?

— Нет. Я читал.

— Книжку?

— Книжку. Так, всякая всячина.

— Скоро получите газеты. Лысая уже идет с корзинкой.

[Положил трубку. Газеты. Он в них даже не заглядывал. Посмотрел на кучу старых газет. «Отдам все это барахло Огороднику», — решил. Поднял с пола сложенный вчетверо листок. Должно быть, выпал из блокнота. ПРЯМОЙ ПУТЬ НА КРАЙ СВЕТА. Разорвал. Горстку желтых клочков бросил в мусорную корзину.

Зашумел принтер.]

С телевизионным пультом трудно управиться.

[Пес сорвался с кресла, потянул за собой одеяло и побежал во двор, виляя хвостом. Через минуту привел Лысую.]

— Я с тобой позавтракаю.

[Вошла в зеленой майке с красной надписью. Серебряные брюки. Сандалии на босу ногу. Босиком, но в сандалиях.]

— Где разбить яйцо?

— В каком смысле?

— С какой стороны?

— С этой.

— Откуда ты знаешь? Ведь оба конца одинаковые. Острые.

— Концы? Не знаю.

— Раньше выбирать не приходилось. Один был явно тупой, второй — острый.

— Концы?

— Да. Ты не считаешь, что яйца сильно изменились?

— Нет.

[Сварил кофе. Порезал хлеб. Масло. Две тарелочки — на каждую поставил серебряные рюмочки из предыдущего дома. И ложечки. Не те, что для чая. Остренькие. «Яичные», — говорила бабушка. А, соль. Заглянул в газету. Прочитал подпись под фотографией.]

Пан Стасек, сборщик металлолома, в ожидании клиента режет по дереву портрет разбойника. Дома у него уже несколько десятков собственных работ.

[Отложил газету в общую кучу. Наполнил мисочки Пса.]

— Приятный свежий денек, в горах шел дождь. Затопек сломал ногу, — сказала Лысая.

— Где?

— Стопа.

— Где?

— В туннеле. Возьми трубку.

[Поднял трубку.]

— Гейпапарара. Когда? Два дня? Ясно. Буду. Очень рад. Гейпапарара.

[Завтрак доели молча.]

— Институт? Встреча? Поедешь? — спросила.

— Да. На будущей неделе. Вторник, среда. Ты тоже уезжаешь. На месяц в Албанию.

— Максимум. Может быть, управлюсь быстрее.

— Управишься? Дела?

— Отцовские.

— Вы говорите: отцовские?!

— Представь себе. Больше ничего не скажу. Боюсь сглазить.

— Вы хотите сказать, что разговаривали с папой?!

— Представь себе. Больше ни слова. До завтра. Еду на целый день в тринадцатую деревню.

— Зачем?

— Травы. Приправы.

[Растер в ступке яичную скорлупу. Порошком посыпал землю в горшках. Растянулся на диване. Сигарета. «Мимо и вглубь». Опять случайная страница.]

[…] Он сидел на высоком обрыве возле виадука. Босыми ступнями уперся в бетонный бордюр, ограждающий асфальтовое шоссе. В тот день прошел около тридцати километров, до цели осталось еще пять-шесть. Тишина, мало машин, мало поездов…

Он не помнил, когда это было, сколько ему было лет; пожалуй, вдвое меньше. Вспомнилось похожее место. Тоже асфальт, тоже бордюр. Несколько мужчин. Стояли у дороги и останавливали машины. Безуспешно. Чтобы убить время, бросали камушки (их много на обочине). Целились в бело-красный столбик по другой стороне. Отчаявшись, в конце концов пошли в ближайший городок. Сели в автобус и спустя несколько часов уже сидели вокруг костра перед деревянным домишком на краю леса. Двоих из этой группы уже нет в живых…

«А Малицкий, кажется, был болен», — подумал. Надел носки, башмаки, закинул на спину рюкзак, спустился вниз и не спеша пошел по дороге вдоль рельсов. «Да, мне тогда было тридцать пять лет». […]

[По-видимому, задремал. Да. Наверняка задремал. Солнечные пятна лежали в новых местах, а Пес с упреком смотрел ему в глаза.]

— Уже идем.

[Сунул пачку газет в рюкзак. У калитки встретили Соседа с Горки.]

— Однако сухо.

— Слишком сухо. Хотя в горах шел дождь.

— Вот именно. А был год, когда я ни разу шланга не вытащил, так лило. Куда идете?

— Несу Огороднику газеты.

— Огородник в больнице. Но там Вальдек.

— Что случилось?

— Ничего особенного. Аппендицит. Приятный свежий денек, в горах шел дождь. А, вы говорили.

— Извините. Телефон.

— Не возвращайтесь. Это, наверно, моя жена. Ждет таблетки. Голова у нее болит. Я побежал.

[Пес пропустил машину с надписью РУБАШКИ&МУНДИРЫ, перебежал дорогу и утонул в высокой траве, которой зарос ров, тянувшийся между обочиной и магистралью. Он всегда так делал, когда они из калитки сворачивали направо, когда не шли на реку. Потом ждал его у ларька Огородника. Перед магазином стояли на коленях две нищенки.]

— Вы ей не давайте. Сука драная. Пришла пять минут назад и хочет сразу заработать. Я тут два часа торчу, колен не чую. И ничего. Мне дайте.

[Перед школой, на подмуровке ограды сидел Янек. По школьной спортплощадке носились ребятишки.]

— Мое поцтение.

— Нет урока?

— Витекова зена поехала на уколы. Оцень болезненные. Ёз был бесеный. Приятный свезый денек, в горах сол доздь. Куда идес?

— К Огороднику.

— Он тозе в больнице.

— Знаю, знаю. Спасибо за программу. Действует.

— Долзна действовать. … Старуска возврасцается в понедельник.

— Знаю, знаю.

[Около ларька, под рекламным шитом, наподобие палатки расставленным на тротуаре, сидел Пес. Как будто читал рекламу: ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЙ ЛАРЕК: ОВОЩИ, ФРУКТЫ, НАПИТКИ, ТЕТРАДИ, ТЕПЛОЕ МОРОЖЕНОЕ, ХЛЕБОБУЛОЧНЫЕ ИЗДЕЛИЯ, СЛАДОСТИ, МОЛОЧНЫЕ ПРОДУКТЫ.

Заместитель Огородника поблагодарил за газеты надлежащим жестом. Он был немой от рождения. Только слышал.]