Китай. Искусство есть палочками - Полли Эванс Страница 12

Правда, сегодня Утай переживает нашествие другого характера. В Китае в последние несколько лет начался бум так называемого «домашнего» туризма. Экономика страны вступила в новую эру процветания, и у многих китайцев впервые появились свободные деньги. В итоге толпы людей запрыгивают в туристические автобусы и мчатся полюбоваться чудесами Срединного государства, как они называют родину.

Мне пришлось прорываться сквозь орды жадных до впечатлений туристов, сжимающих в руках камеры. Но даже посреди этого гвалта бывали моменты спокойствия, когда, проходя через вычурно украшенные воротца, я вдруг оказывалась одна-одинешенька в маленьком дворике, выложенном брусчаткой. На ветру трепетали разноцветные молитвенные флажки с буддийской символикой, висящие на веревках, натянутых между углами зданий. Мелодичный звук музыкальных подвесок эхом отражался от стен. Время от времени появлялись монахи, которые, шурша одеяниями, разворачивали молитвенные барабаны ^[4]. Другие монахи в серых, ярко-красных или красновато-желтых одеяниях чинно подметали и без того чистые дворики бамбуковыми метлами. Пока я бродила из одного дворика в другой, из самих зданий доносились мелодичные песнопения, прерывающиеся перезвонами колокольчиков.

Темнело. Я поднялась по ступенькам последнего храма, а потом пошла обратно, мимо сувенирных лотков, с которых торговали изделиями из фарфора и крошечными статуэтками Мао Цзэдуна, которые здесь смотрелись как минимум странно.

Вечером я поужинала в отеле. Никакого меню на английском и в помине не было, и мне снова не удалось объясниться, правда, в этот раз я прихватила разговорники открыла книгу на странице «Пища», а официантка тыкала пальцем в те блюда, которые мне мог предложить их повар: цыпленок под острым соусом, салат из китайской капусты, рис. Да, прогресс по сравнению с днем вчерашним, когда я давилась овощами без всякого риса, налицо. Правда, если я не придумаю какой-то другой способ, то мне придется съесть тонну китайской капусты.

Кроме меня в ресторане засела еще целая куча туристов, оккупировавших в дальнем конце зала три больших круглых стола. Они без конца поднимали крошечные стаканчики за удачный отпуск.

— Ганьбэй! До дна! — провозглашали они снова и снова, а потом вскакивали с места и опрокидывали стаканчики, наполненные чистым спиртом. Лица их раскраснелись, а взгляды заволокла пьяная дымка. Китайцы в общей массе очень плохо переносят алкоголь, поскольку в печени у них не хватает необходимых ферментов для его расщепления, поэтому очень быстро наступает алкогольное отравление, тем не менее, все весело выпивают из напускной храбрости.

Я вернулась в номер. Зазвонил телефон. Я подняла трубку, но мне снова никто не ответил. Из ванны донесся шум. Слив в полу изрыгнул серую воду вперемешку с чужими короткими черными волосами.

Я решила, что в этот раз автобус не пропущу, поэтому на следующее утро встала ровно в половине седьмого. Мне предстоял путь на юг в Тайюань, оттуда я собиралась добраться на поезде до Пинъяо, единственного средневекового города, который сохранил свой исторический облик.

Стоило мне выйти на улицу, как откуда ни возьмись подъехал маленький белый микроавтобус. Двери его приветливо распахнулись, и оттуда высунулась голова.

— Тайюань! Тайюань! Кому в Тайюань?

Я радостно запрыгнула внутрь. Остальные пассажиры пришли в восторг, увидев меня. Несколько человек вскочили с мест, помогли мне запихать багаж на полку и настояли, чтобы я заняла переднее сиденье рядом с водителем.

Оказалось, что они радуются вовсе не оттого, что предвидят, сколько веселых минут проведут в моей компании, пока я буду блеять в ответ на их вопросы на плохом китайском, просто водитель не собирался никуда ехать, пока не наберется достаточно желающих. Мы плутали по городку в поисках потенциальных жертв. Как только водитель замечал на обочине кого-то с хоть каким-нибудь стоящим багажом, он гостеприимно распахивал двери и звучным голосом, которому позавидовал бы даже оперный певец, начинал рекламную кампанию:

— Тайюань! Та-а-а-айюань! Тайюа-а-а-а-ань!

Пару раз сердца нескольких пассажиров дрогнули, и они даже присоединились к призывным крикам, в результате получилось нечто, отдаленно напоминающее хор.

Спустя полчаса водитель решил, что спел достаточно серенад, и мы с облегчением покинули пределы города, но продолжали останавливаться через каждые две минуты, чтобы высадить кого-то у ветхих домишек или подобрать очередных пассажиров, которые ждали автобуса посреди пустырей, попав туда неведомым образом. Вскоре автобус был уже набит битком, и некоторым даже пришлось сидеть в проходе.

Я уже поняла, кто тут правит бал: водитель, кондуктор, который по совместительству помогал водителю зазывать публику, и приятель кондуктора. Кондуктор и его приятель сидели на крошечных шатких табуретах или стояли и курили одну сигарету за другой. Окно со стороны водителя было открыто, и мне прямо в лицо дул пронизывающий холодный ветер, но подобная вентиляция казалась благословением божьим.

Несмотря на сквозняк, я умудрилась задремать и проснулась уже на автовокзале. Приятель кондуктора что-то орал мне на китайском. Я не поняла ни слова из сказанного, но, судя по жестам, мне следовало покинуть нагретое кресло рядом с водителем, доставшееся мне по блату, взять багаж и выметаться из автобуса, чтобы пересесть в соседний.

Второй автобус был больше первого, но в нем страшно воняло: так несет изо рта курильщика, который выкуривал по шестьдесят сигарет в день в течение шестидесяти лет и при этом ни разу не удосужился почистить зубы. Занавески на окнах когда-то были серыми, но теперь приобрели коричневый оттенок и едва ли не стояли колом от въевшейся грязи. Клетки на обивке пассажирских кресел слились в невнятное бежевое пятно. Сама обивка казалась сальной. Интересно, не подхвачу ли я тут какую-нибудь кожную заразу?

Парень, сидевший позади меня, громко высморкался и зашелся лающим кашлем. Я порылась в сумке в поисках антибактериального геля для рук, вылила солидную порцию на ладони и нервно втерла жидкость в кожу.

Люди сморкались и харкали прямо в проход, а еще они с удовольствием чихали на любую доступную поверхность. Когда я оказалась в салоне, то все пассажиры как один уставились на меня. Один из бритых налысо монахов ткнул своего товарища локтем, а потом показал на меня пальцем. Я уселась на сиденье, втиснувшись между окном и третьим буддийским монахом, обернутым в несколько слоев ткани. Лицо моего соседа из-за выступающих скул напоминало треугольник. Шишковатые руки смахивали на коряги, но зато ногти выглядели на удивление чистыми. Вокруг запястья были в несколько витков обмотаны четки. Почти весь путь он провел, наклонившись и опершись руками и лбом о сиденье впереди. Не знаю, было ли ему просто плохо или же подобная поза как нельзя лучше подходила для медитации…