Королева Англии кусала меня в нос - Керен Климовски Страница 12

Есть места, куда ходить нельзя. Например, Поле на окраине города. В феврале цветут ирисы, в апреле – время маков, после Песаха – одуванчиков. А на Поле законы не действуют: ирисы, маки и одуванчики цветут одновременно – всю весну. После Поля ничего нет – им заканчивается городок Нес-Циона. Если идти по улице Аширьйон, мимо последнего дома, и дальше, не сворачивая, и все вперед, даже когда закончатся дома, и мимо пардеса – цитрусового сада, не соблазнившись мандаринами и грейпфрутами, и еще идти, пока дорога не превратится в песок, – обязательно дойдешь до Поля. Здесь законы не действуют: так и будешь по нему идти, а вокруг – много красного и желтого, и фиолетово-черного, и все одновременно, а город – позади, может, навсегда позади – потому что это очень опасно – захотеть остаться, захотел – и желание исполнилось, а не захотеть невозможно, когда красные пятна маков и гордые ирисы – они всегда поодиночке. Поэтому только со взрослыми – с мамой-папой. Или вместе со всем классом и учительницей. Когда со взрослыми, помнишь, что за Полем – шоссе, а дальше – другие города, прыгаешь по камням, взбираешься на холмик, смотришь кругом – красные пятна и желтые пятна, ну и что, ничего загадочного, сзади остался дом, и так просто вернуться, когда насмотрелся на пчел, на стрекоз, на жуков, на черепах и ужей, которые дремлют на солнце, а на шее фляжка с водой, и хочется пить – полдень, и солнце напекает, и камешки, которые набиваются в сандалии, доказывают, что ты помнишь, все помнишь. А если без взрослых, то можно забыть – невзначай, ненароком. В этом главная причина запрета: они не хотят, чтобы мы забыли, они боятся, им очень страшно – взрослые тоже боятся, как странно! Конечно, они ничего такого не говорят: про ирисы и маки, про то, что законы не действуют и можно захотеть остаться, но взрослые редко говорят то, что думают, так что неудивительно. Может, они от нас скрывают – думают, мы не знаем… А свобода передвижения есть, конечно, есть: весь район и даже дальше – пожалуйста, только налево, всегда налево – школа, культурный центр, библиотека, магазины, или чуть вбок – к ларьку, где продаются разноцветные жвачки за шекель, или назад – за стоянку, в парк или в соседние дома и дворы – хоть пешком, хоть на велосипеде (только осторожно!) – кто запретит, когда тебе семь лет и ты уже умеешь писать (правда, пока только печатными)… А направо – туда, где кончается улица, в сторону Поля – ну нет, просто нет, и все! Без почему, кончается на «у» – нет! (Не хотят говорить, боятся. А мы все равно знаем.) Я часто смотрю в ту сторону из окна, потому что наш дом – самый последний на улице Аширьйон, крайний – Аширьйон, 14 – за ним идет просто дорога, которая опасна тем, что просто дорога, а не улица: улица для того, чтобы там были дома и в них жили люди, а для чего просто дорога – непонятно – наверно, для того, чтобы по ней уйти, дойти до Поля и все забыть, значит, наш дом – последняя черта, последнее понятное место в городе Нес-Циона, а дальше начинается опасное. Наш дом – щит, улица так и называется «щит» – Аширьон, и наш дом, Аширьон, 14 – щит щита – двойной щит, и надо быть на страже, смотреть из окна в сторону Поля, не изменилось ли что-нибудь, не подул ли новый ветер, не прилетели ли птицы, не появилась ли саранча вместо кузнечиков, все ли идет, как надо, потому что непонятно, что от него ждать – от этого Поля. Страшно думать о том, какое оно, когда там никого нет, и помнит ли то, что должно помнить, или тоже забывает в отсутствие взрослых, и так хочется понять, как это – забыть то, что надо помнить, но есть места, куда ходить нельзя, поэтому надо срочно вытряхнуть камешки из сандалий или выпить глоток минеральной воды из голубоватой бутылки с надписью Мэй Эден – райская вода – и рисунком горного козла на пробке.