Разум и душа - Наталья Лубенская Страница 12

Я помню нашу первую встречу мельком. У меня были проблемы на работе. Я бегала вся на взводе. Мы оказались с ним на одном диванчике в курилке. Плечо к плечу. Донецк. Шахтер-Плаза. Конференция. Напротив кто-то сидел. Не помню. Это Дмитрий, наш коллега и партнер. Ваш он, ха-ха-ха. Мой он, только я тогда этого еще не знала. Я почему-то ощущала его энергетику. Можно было б, конечно, повернуть голову и рассмотреть его повнимательнее. Но у меня были проблемы. И мне было не до него.

А потом было Заполярье. Наше Заполярье. Какое слово-то красивое. За полюсами разумного, там, где живет любовь.

Воркута – это вообще отдельная история. Какой на фиг Париж. Увидеть Воркуту и умереть. Замерзнуть. Воркута – это небо и снег без горизонта. Это дорога по светоотражателям, потому что ее просто не видно, ее просто нет.

Это была судьба. Как называется тема его докторской диссертации? «Че-то там тра-та-та Севера». Вот. А я верю к в Снежную Королеву и всегда верила. Она существует. Ее не может не быть. Откуда я знаю? Посмотри в холодное небо Воркуты, и ты увидишь ее глаза. Наше время в Воркуте – ее подарок.

Воркута – это муксун, ребрышки оленя и «Мишка на Севере». Наш коллега привез пакет «Мишек», привезла домой. Дети просто лопали, взрослые безумно радовались. Вкус детства.

Воркута – это архитектура в питерском стиле. Политзаключенные строили. Неброскость и вычурность. Резные канделябры арок и облупленные фасады. Прямоугольная сеть улиц и кольцевая дорога. Поселок Северный. Заброшенные дома… Как у нас… Пустые окна домов… Впечатляет…

Воркута – это кладбище политзаключенных, это литовское, кажется, кладбище с фигурой женщины, от которой выть хочется. То ли он погиб в воркутинских бескрайних снегах, а она все ждет его. Что-то такое. Смотришь на этот памятник и выть хочется. Сколько их здесь полегло. Сколько сломанных жизней. Это еще чувствовалось, когда ехали в поезде Москва – Воркута. Сосны становятся все меньше, снега все больше. И видишь эти ландшафты не своими глазами, а глазами тех, кого везли сюда не в теплых вагонах. Безнадега.

Воркута – это еще и украинский ресторан «Мамина хата». И пусть там коверкают наше «гэ», это кусочек Родины, моей Родины. Дима говорил, что ему нравится мое «гэ». «Купила мама коника, а коник без ноги. Яка чудова іграшка, ги-ги-ги-ги-ги-ги».

Воркута – это и украинцы. Рассказывают свои судьбы. Рассказывают, что дети в Украине перестали с ними общаться, потому что они поддерживают Путина. Мое мнение? На фиг мне Путин, у меня Дима есть. Я войны не хочу. Там мой дом. Был.

Воркута – это еще и работа. Это вахтовки. Колесо с меня ростом. Это снежные барханы. Это резиновые сапоги на меху. Это в шахте холодно.

Воркута – это мы. Люблю Воркуту. Блин. Это ж какими людьми нужно быть, чтобы влюбиться в Воркуте. Не курорт – вечная мерзлота. Правильно, вдвоем теплее.

Почему-то мне кажется, что мы с ним еще и в Питер поедем. Питер – столица северная. А Север – это судьба. И на Север к нему поеду. А там все равно уже будет. Запишу эту мысль тоже.

У меня жизнь делилась на «до начала войны» и на «после», сейчас эти понятия вытеснили «до Воркуты» и «после Воркуты». Люблю его. Состояние тихого блаженства. Ира сказала, что по мне видно, что я влюблена. Ну и пофиг. Пусть видят. Любить такого человека – это гордость.

Он совсем не разбирается в цветах. Смотри бежевый, пепельно-розовый, кирпичный, красно-коричневый, терракотовый, ментоловый, оливковый, салатовый, бутылочный, цвета морской волны, голубой, лазурный, бирюзовый, ультрамарин, цвета мокрого асфальта. Смеется. «Мокрый асфальт знаю. У меня машина такая. Ты подарила мне краски жизни».

Я думала раньше, что если женщины попадают в такую ситуацию как моя (в смысле, что он женат), то они наверняка ширяют его в бока, чтоб он разводился. А я нет. Если он решит разводиться, то ему придется взять меня за руку и вести, потому что я буду буксовать. Я ее понимаю. Думаю, она его любит. Надеюсь, она меня простит. А если он не разведется? Надеюсь, он простит меня за то, что я появилась в его жизни. Только не хочу тогда больше его видеть никогда. Никогда раньше не попадала в такие ситуации. Он все сделает правильно. Я знаю. Только как правильно – я не знаю.

Понеслось. Боюсь его потерять и видеть не хочу. Только сейчас не хочу. Я же обещала ему, что не буду до Москвы разрешать себе таких мыслей. Боюсь, что в Москве меня просто порвет. Капля никотина убивает лошадь, а хомячка разрывает на куски. У меня такое чувство, что в Москве меня порвет как того хомячка от избытка эмоций. Нужно будет к держать себя в руках. Железная воля и магнетизм. Зачем магнетизм? – Волю собирать в кулак. А то без магнетизма какая воля. Блин. Ведь будет, я же знаю: «Дииииимммма, аа-аааа. Я так не могууууу». Волю в кулак. Ты Снежная Королева. А может, я справлюсь. Я умничка. Я все сделаю правильно, как душа мне велит.

Расстояние Ленинск-Кузнецкий – Москва 3700 км, Киев– Москва 856 км. Для Киева как-то даже не серьезно. Я хотела сказать, что я ради твоих глаз цвета кофе (цвета кофе, потому что пьешь утром кофе, заглядываешь в чашку, а будто в глаза ему смотришь) преодолела тысячи километров. Ну, до тысячи километров можно было и докрутить бы пару сотен на спидометре. Для важности. «А если это любовь? Кака така любовь? Обыкновенна!» Ладно, километры я потом наверстаю. Хоть на край света с ним.

На Пасху решили поехать в Бобринец, Кировоградская область, историческая родина моего отца. У моего дяди день рождения. Кристальной души человек. Платоновский коммунист. Всеми фибрами души за единую Украину. Дочка поехала на море, познакомилась с сургутчанином. Тоже видеозвонки и слезы. Вышла замуж и уехала. Век скайпа и вибера. Хотя многие предпочитают удобную любовь, без расстояний и страданий. Борщ, сырники, компот – залог нормальных семейных отношений. Каждому свое. Только живут каждый своей жизнью, зато под одной крышей.

Единственная дочь и уехала. Куда? В Сургут? Трудно словами передать состояние родителей. Я тоже, когда узнала куда, не знала поздравлять или расстраиваться. И каждый день звонки по скайпу. Тесть с зятем тоже общаются. Информационная война переходит с экранов телевизоров на экран скайпа. Туда-сюда, парировал. Молчит. Слушает. Теперь очередь другого слушать.

Не понимаю, как украинцы могут воевать с украинцами. Или как могут воевать русские с украинцами. Для меня русские и украинцы – это семья моих родителей, это семья моей двоюродной сестры, это я и Дима. Что нам делить? Мы одна семья. Прочитала вчера анекдот: «Как зовут твоего кота?» – «Когда как. Если жены дома нет, то Хулимяо. Если жена дома, то Барсиком». Русские и украинцы могут ругаться только на кухне: «Ты назвал моего кота Хулимяо?» Хулимяо. Ржу – не могу. Если у меня будет кот, назову Хулимяо, чтоб в мое отсутствие кота звали Барсиком.

Скорее бы они договорились. И наступил мир. Скатерть-самобранка, хочу мира. Интересно знать, близки ли кому-нибудь мои мысли? Хочется показать кому-нибудь свой дневник. После войны. Ему покажу. Много нового узнает о себе. Знаю, что скажет. Корону поправлю.