Ванго. Часть 1. Между небом и землей - Тимоте де Фомбель Страница 12

Он долго колебался, прежде чем поведать своему спасителю, что толкнуло его выйти в море. Ванго ни о чем не спрашивал Пиппо. И слушал, не глядя на него.

Пиппо Троизи тщательно подготовился к бегству. Он решил добраться до Липари и сесть на пароход, идущий из Милаццо в Палермо. Он знал, что из Палермо можно попасть морем в Египет, в Порт-Саид, а оттуда через Суэцкий канал в Красное море. Его мечта воплощалась в трехсложном слове — Занзибар. Когда-то он услышал его от моряка, горланившего песню в таверне Ринеллы.

Занзибар.

Ему не запомнились слова той песни, одно лишь осталось в памяти: на Занзибаре морской воздух так сладок, что на языке остается привкус сахара.

И этого оказалось достаточно, чтобы собраться в путь.

— Я не хочу домой, — сказал Пиппо Троизи.

А Ванго искал глазами горизонт. Он даже не слышал жалобных всхлипываний своего пассажира. Он устал до предела, но его переполняла радость открытия неведомых краев. Такую же радость он испытывал при первых вылазках на остров, когда обнаруживал каштановую рощу в жерле южного вулкана или горячий источник под скалой…

Но главное — теперь он плыл, преодолев страх перед водой. Море стало для него дорогой. И он гордился этой победой.

Завидев впереди землю, Ванго даже слегка пожалел, что морскому путешествию пришел конец. Значит, они приплыли обратно. В прорехах тумана мелькали прибрежные скалы. Пиппо приподнялся на левом локте и снова завел свою песню:

— Я не хочу возвращаться домой.

Он знал, что Пина, жена, встретит его возмущенным кудахтаньем и подвергнет суровому наказанию, но не это приводило Пиппо в горькое отчаяние: главное — в нем умерла мечта, помогавшая ему жить. Занзибар…

В одну ночь весь Занзибар, с его пальмами и сладким морским воздухом, бесследно поглотили морские волны.

Ванго не узнал берега, к которому сильным взмахом весла направил лодку. Проехавшись по крупной береговой гальке, лодка скрипнула в последний раз, и ее корпус треснул по всей длине. Они причалили вовремя. В трещину можно было свободно просунуть руку.

Ванго хотел помочь Пиппо Троизи подняться, но тот легонько отстранил его.

— Погоди, не трогай меня, теперь мне уже ничего не грозит.

— Но, синьор Троизи…

— Прошу тебя, малыш. Дай мне еще немножко посидеть в своей лодке. А потом я вернусь домой.

Ванго колебался. Однако, вспомнив грозную фигуру Джузеппины, он проникся жалостью к Пиппо. Ладно, пускай проведет еще несколько часов в этой развалине. Никакой опасности больше нет. Всего лишь небольшое путешествие к Занзибару — сидя на месте. Ванго присел на корточки и заглянул в глаза Пиппо.

— Клянусь тебе, что не сделаю никакой глупости, — заверил тот.

Пиппо смотрел вслед уходящему Ванго. За всю ночь он почти не слышал его голоса.

Да, в самом деле, странный парень.

С тех пор как Ванго семь лет назад появился на Салине, он так ни с кем и не сблизился. Иногда по вечерам люди видели его силуэт на гребне какой-нибудь горы. Говорили, будто он кормит с руки ласточек. Но это, скорее всего, были сказки.

Над бухтой высилась отвесная скала. Туман по-прежнему скрывал окрестности. Ванго никак не мог определить место, где он высадился на берег. В серой мгле невозможно было даже разглядеть солнце. Тогда он, недолго думая, начал карабкаться вверх, неизменно выбирая самый короткий, вертикальный путь. Там, наверху, он, как всегда, верно сориентируется.

Чем выше он взбирался, тем гуще становился туманный воздух, увлажнявший его лицо. Он снова подумал о вкусном завтраке Мадемуазель, ожидавшем его где-то там, по другую сторону тумана.

Мадемуазель была подлинной кудесницей по части стряпни.

На своей каменной печурке, в глубине островка, затерянного в Средиземном море, она ухитрялась ежедневно готовить такие волшебные блюда, которые заставили бы плакать от зависти гастрономов самых блестящих мировых столиц. Овощи в ее глубоких сковородках кружились в магическом танце, пропитываясь соусами, чей аромат дурманил голову и проникал в самое сердце. Обыкновенная тартинка с тимьяном превращалась в ковер-самолет. Картофельная запеканка вызывала у вас слезы восторга еще перед тем, как вы переступали порог кухни. Ну а суфле… Боже ты мой, эти суфле легко могли взлететь к самому потолку, настолько они были невесомыми, воздушными. Но Ванго набрасывался на них до того, как они успевали испариться.

Мадемуазель готовила потрясающие супы и слоеные пирожки. Она взбивала вручную муссы, благоухающие поистине райскими ароматами. Она подавала на стол рыбу под темным соусом из неведомых трав, найденных в расщелинах скал.

Ванго долго считал, что так едят повсюду. Правда, он никогда ничего не пробовал вне своего дома. Однако с того дня, как к мальчику привели врача (у него открылось воспаление легких, когда ему было пять или шесть лет), он начал понимать, что Мадемуазель готовит совсем не так, как другие.

Доктора Базилио пригласили отобедать. И этот неисправимый болтун не смог произнести за столом ни слова. Он ел, жмурясь от наслаждения. А перед уходом расцеловал Мадемуазель четырежды — по два раза в каждую щеку.

Тем же вечером он зашел, как бы случайно, во время ужина, якобы желая проверить пульс Ванго. А потом на следующий день, в полдень. И снова вечером. Чисто случайно. И всякий раз он садился за стол — сперва немного стесняясь, но чем дальше, тем смелее.

Когда Ванго окончательно выздоровел, доктор так искренне огорчился, что Мадемуазель пригласила его обедать у них по понедельникам.

Это стало традицией. Доктор был единственным посторонним человеком, переступавшим порог домика в Полларе.

Мацетта следил из стойла своего осла за проходившим мимо него врачом.

— Это было вашей работой? — спросил как-то доктор у Мадемуазель.

— Что именно?

Доктор держал в пальцах тоненький картофельный ломтик с завернутым в него листком шалфея.

— Вы прежде были кухаркой?

— Когда это «прежде»? Я не помню, что было прежде.

— Но вы были кухаркой?

— Вы так думаете?

И она грустно усмехнулась.

— Но как же вы это делаете? — спросил доктор, смакуя хрустящее лакомство.

— Ça vient comme ça vient [16], — ответила Мадемуазель по-французски.

Однажды утром, когда врач в очередной раз отказался принять плату за лечение, Мадемуазель доверительно шепнула Ванго:

— По-моему, доктор за мной ухаживает.

Казалось, ей это неприятно.

Ухаживает… Ванго никак не мог понять смысл слова «ухаживать», но, проанализировав самые различные ситуации, сделал вывод, что это значит помогать, оказывать услуги. Ну да, конечно, доктор за ними ухаживал.