До свидания там, наверху - Пьер Леметр Страница 12

– Ну вот, мой милый, ты и проснулся, – сказал Альбер, стремясь, чтобы это прозвучало как можно более радостно.

За его спиной раздался чей-то голос:

– Нам пора…

Подскочив от неожиданности, Альбер обернулся.

Солдат протягивал ему поднятый с пола конверт.

Альбер в ожидании провел перед кабинетом около четырех часов. Этого было более чем достаточно, чтобы перебрать все возможные причины, в силу которых никому не известного солдата вроде него могли вызвать к генералу Морье. От награды за подвиг до справки о состоянии Эдуара, опустим перечисление, каждый может представить сам.

Итог этих часов размышления развеялся в один миг, когда он увидел в конце коридора длинный силуэт лейтенанта Праделя. Офицер пристально посмотрел ему в глаза и враскачку двинулся на него. Альбер почувствовал, как комок из горла смещается в желудок, и с огромным трудом удержал тошноту. Походка лейтенанта, хоть и не столь стремительная, была такой же, как во время боя, когда он столкнул его в воронку. Дойдя до Альбера, лейтенант отвел от него взгляд, круто развернулся, постучал в дверь и тотчас вошел в канцелярию генерала.

Чтобы переварить все это, Альберу требовалось время, но его было отпущено мало. Дверь снова отворилась, оттуда рявкнули его имя, он, пошатываясь, вошел в святая святых, где пахло коньяком и сигарами, – возможно, там уже отмечали грядущую победу.

Генерал Морье выглядел очень старым, он походил на тех старцев, что послали на смерть целые поколения своих детей и внуков. Если смешать черты, знакомые по портретам Жоффра и Петэна, с портретами Нивеля, Галлиени и Людендорфа, вы получите Морье. Моржовые усы, воспаленные глаза, подернутые краснотой, глубокие морщины и врожденное чувство собственной значимости.

Альбер парализован. Невозможно понять, то ли генерал находится в глубокой задумчивости, то ли впал в дрему. Вроде как Кутузов. Сидя за письменным столом, он погружен в свои бумаги. Перед ним, спиной к генералу, лицом к Альберу – стоит лейтенант Прадель, ни одна жилка не дрогнет, медленно и упорно оглядывает рядового с головы до ног. Широко расставив ноги, руки за спиной, будто проводит смотр, он слегка покачивается. Поняв подсказку, Альбер выпрямляется. Он вытягивается в струнку, потом сильнее выпячивает грудь так, что возникает боль в пояснице. Молчание сгущается. Наконец морж поднимает голову. Альбер невольно еще сильнее выгибается. Еще чуть-чуть, и он опрокинется на мостик, как акробаты в цирке. В обычной ситуации генерал должен бы скомандовать «вольно», чтобы облегчить это неудобное положение, но нет, он пристально разглядывает Альбера, откашливается и вновь опускает глаза на документ.

– Рядовой Майяр, – наконец произносит он.

Альберу полагается ответить: «Так точно, господин генерал» или что-то в этом роде, но как бы медленно ни реагировал генерал, это слишком быстро для Альбера. Генерал смотрит на него.

– Ко мне поступил рапорт… – продолжает он. – Второго ноября во время атаки вашего подразделения вы намеренно пытались уклониться от выполнения своего долга.

Такого Альбер не предвидел. Он представлял себе что угодно, только не это. Генерал зачитывает:

– «…Укрылся в воронке от снаряда, чтобы уклониться от выполнения своих обязанностей…» Тридцать восемь ваших храбрых товарищей сложили голову в этом бою. За родину. Рядовой Майяр, вы презренный негодяй. И я даже выскажу откровенно то, что думаю: вы подлец!

На сердце у Альбера так тяжело, что из глаз вот-вот потекут слезы. Столько недель он надеялся, что покончит с этой войной, стало быть, конец выглядит так…

Генерал Морье по-прежнему сверлит его взглядом. Подобное малодушие кажется ему прискорбным, весьма прискорбным. Удрученный зрелищем недостойного поведения, которое олицетворяет собой этот жалкий тип, он заключает:

– Но дезертирство – это не по моему ведомству. Видите ли, мое дело война. Вами, рядовой Майяр, займется военный трибунал.

Альбер забывает о стойке «смирно». Руки, вытянутые по швам, начинают дрожать. Это конец. Всем хорошо известны эти истории с дезертирством, когда парни предпринимали самострел, чтобы избежать отправки на фронт. Всем известен военный трибунал – особенно в семнадцатом году, когда Петэн вернулся, чтобы слегка навести порядок в борделе. Бог весть сколько народу было расстреляно; в случаях с дезертирами трибунал никогда не шел на уступки. Приговоренных к расстрелу было сравнительно немного, но все они благополучно оказались на том свете. И очень скоро. Скорость исполнения наказания являлась частью самого наказания. Жить Альберу остается три дня. В лучшем случае.

Ему следует все объяснить, это же недоразумение. Но лицо Праделя, который буравит его взглядом, не оставляет никаких сомнений. Лейтенант уже во второй раз посылает его на смерть. Можно выжить, будучи погребенным заживо, шансы есть, но представ перед трибуналом…

Пот струится между лопаток, стекает по лбу, мешая смотреть. Дрожь усиливается, и Альбер начинает мочиться, не сходя с места, медленно. Генерал и лейтенант смотрят, как расползается пятно на ширинке Альбера, спускаясь по ногам.

Надо сказать что-нибудь. Альбер ищет слова, ничего не приходит в голову. Генерал вновь переходит в наступление, это как раз то, к чему он привык, будучи генералом.

– Лейтенант д’Олнэ-Прадель удостоверяет, он отчетливо видел, как вы бросились в грязь. Не так ли, Прадель?

– Отчетливо видел, господин генерал. Именно так.

– Так что же, рядовой Майяр?

Альбер не может выдавить из себя ни единого слова, хотя и пытается подыскать ответ. Он бормочет:

– Тут не то…

Генерал хмурит брови:

– Что значит «не то»? Вы участвовали в атаке до самого конца?

– Э-э, нет…

Следовало сказать: «Нет, господин генерал», но в подобной ситуации невозможно учесть все.

– Вы не пошли в атаку, – выкрикивает генерал, барабаня пальцами по столу, – потому что оказались в воронке от снаряда! Так или не так?!

Продолжение разговора будет нелегким. Тем более что генерал снова стучит по столу кулаком.

– Рядовой Майяр, да или нет?!

Лампа, чернильница, бювар подскакивают в унисон.

Взгляд Праделя не отрывается от ног Альбера, вокруг которых на потертом ковре кабинета расползается пятно мочи.

– Да, но…

– Разумеется, да! Лейтенант Прадель вас отлично видел, не так ли, Прадель?

– Отлично видел, господин генерал.

– Но ваша трусость, рядовой Майяр, не увенчалась успехом… – Генерал Морье поднимает карающий палец. – Вы даже чуть не погибли из-за своей трусости! Вы использовали любую возможность, чтобы потянуть время!

В жизни всегда выпадает несколько моментов истины.

Редких, конечно! В жизни рядового Альбера Майяра наступает второй такой момент. В двух словах концентрируется вся его убежденность: