Нефть - Марина Юденич Страница 12

Мог ли, к примеру, Аристотель Онассис уставить очередной свадебный стол несчастной Кристины парадным севрским фарфором из Лувра или водрузить на блистательную голову Марии Каллас диадему Марии Стюарт, хранящуюся в Британском национальном музее? Словом, здесь было о чем поспорить. И подумать.

Но главное все же, что выгодно отличало наших принцесс от тех, кто сверкал знаменитыми бриллиантами и фарфоровыми зубами записных boy-friends со страниц глянцевых журналов, была безусловно их абсолютная исключительность. Недосягаемость. И никаких там сказочек про чистильщика обуви, ставшего миллионером! Правящий клан был замкнут и — по словам собственного вождя — бесконечно далек от народа. Намного дальше, нежели в ту пору, когда писаны были пророческие строки. К тому же тщеславие не случайно считается любимым пороком сатаны. Возможность испытать это пагубное, но бесспорно сладостное чувство у наших героинь была практически безграничной. Промчаться в открытом кабриолете Bugatti по трассе Монте-Карло, в нарядном потоке таких же блистательных, совершенных, именитых… et cetera? Ничтожное удовольствие по сравнению с поездкой в неуклюжем папином «ЗИЛе» по абсолютно, сюрреалистически пустынной мостовой мегаполиса. Под полуденный бой курантов.

Развлекаясь при этом видом сбившихся в плотное испуганное стадо одинаково унылых машин и автобусов, набитых до отказа сплющенными человеческими телами.

Замечая иногда взгляды — любопытные, раздраженные порой, но низменно покорные и заранее согласные на все, что придет в маразматическую папенькину голову. К тому же наши принцессы могли не бояться конкуренции — в каждой возрастной категории, на каждой ступени номенклатурной лестницы их количество было известно с рождения и почти неизменно. Равно как и количество принцев. Будущее, таким образом, было открытой, читаной-перечитаной книгой, вроде романа «Как закалялась сталь», с обязательным рефреном: «Чтобы не было мучительно больно…»

Итак, «та девушка» Лиза Лаврова — дочь карьерного дипломата, дослужившегося до ранга посла Советского Союза, к тому же в приличной европейской державе, — в семнадцать лет получила относительную свободу, став студенткой. Разумеется — МГИМО.

И немедленно очутилась в водовороте самых замечательных, развеселых событий и приключений, на которые в те времена хватало пороху и фантазий у московской золотой молодежи. Жизнь была бурная, расписанная по минутам. К занятиям Лиза, несмотря ни на что, относилась серьезно и училась прилично.

Однако ж помимо лекций и семинаров успеть надо было неимоверно много. Премьеры в театрах, Доме кино, ужины в ресторанах, визиты к труднодоступным парикмахерам и портным. Поездки за город — бесконечная череда чьих-то дач с неизменными атрибутами советской роскоши и дачного шика — пылающими каминами, шашлыками и грузинским вином. И «ночники» — ночные сборища — в Архангельском, куда съезжалась модная Москва, вперемешку «кони, люди»: тогдашняя золотая молодежь, дипломаты, респектабельные «цеховики» и брутальные воры в законе. Еще — просто вечеринки в разных модных домах, где на крошечном пространстве — советских все-таки! — квартир собиралось несметное количество людей, в большинстве меж собой незнакомых. Но в этом, пожалуй, и была особая прелесть. Она очень быстро усвоила правила этого круга. И первое — мужчин следует менять, относиться к этому легко, даже если в этот момент менять не очень хочется. Потому что, во-первых, страдания унизительны, во-вторых, обязательно появится кто-то новый, как правило, много лучше.

Еще она быстро усвоила, что секс — это нечто вроде танца или партии в теннис. Иногда удовольствие бывает умопомрачительным, иногда — так себе, иногда — ничего, кроме разочарования, а то и брезгливой гадливости. Но такова жизнь. И главное — это тоже было правило клана — недопустимо смешивать секс с теми чувствами, что иногда рождаются в душе, — симпатией, ощущением душевного родства, привязанности, порой нежности или жалости. Ни в коем случае! Зерна — от плевел! И никак не иначе. Единственное, что она еще не решила для себя окончательно, — как следует относиться к будущему мужу? В том, что замуж нужно будет идти в определенное время — не раньше и не позже, — она знала точно. Тоже — правило. Все, однако, решилось быстро и как бы само собой, не оставляя места для принятия собственных решений. Управляющим совзагранбанком в той европейской державе, где представлял империю Лавров-папа, назначили никому не известного товарища Лемеха, в семье которого подрастал сын — Леонид. И тоже, между прочим, готовился вступить на перспективную стезю международного банковского дела. Молодой человек неприметной, но скорее приятной наружности, неплохо образованный, в меру интеллигентный, обладавший даже некоторым чувством юмора. И главное, он был готов — возможно, даже искренне — следовать неписаным правилам клана. «Чего ж вам боле?» — воскликнул однажды классик по схожему поводу. Дело сделалось быстро. Молодые провели медовый месяц в Югославии, в Москве их ждала вполне приличная двухкомнатная квартира на набережной Тараса Шевченко. Некоторое время теперь предстояло жить относительно тихо и пристойно, в ожидании назначения Лемеха-младшего в какую-нибудь подобающую — стараниями обоих отцов — заграницу. И — жили.

Кстати, занимавший некогда Лизу вопрос о соотнесении в замужестве любви и секса, к счастью, решать не пришлось. Эмоций, даже отдаленно напоминающих любовь, муж не вызывал, с сексом справлялся на троечку, порой — на тройку с плюсом. Терпимо. Зажили, не лучась счастьем, но и не зная бед, в ожидании отъезда куда-нибудь. Все равно куда. В любом случае будет лучше. И уж по крайней мере, интереснее. Вели размеренный образ здоровой светской жизни. Иными словами, в выходные играли в теннис, зимой катались на лыжах в Бакуриани или Терсколе, летом грелись на Золотых песках, иногда проведывали родителей в их респектабельной европейской стране. Само собой, посещали модные премьеры и вернисажи. Иногда позволяли себе расслабиться с приятелями — все теми же, что окружали ее и его в юности, — загудеть на чьей-нибудь даче дня на два. А на третий — с утра — отправиться всей помятой компанией пить пиво на Арбат, в неизменные «Жигули». Потом начались перемены, столь стремительные и радикальные, что Лиза, несмотря на то что была дамой умной, в большей даже степени, чем могла себе позволить красивая женщина, не всегда понимала природу происходящего.

И уж тем более могла распознать причинно-следственные связи некоторых загадочных событий. Год тогда стоял 1988-й — тотальная капитализация страны не обозначилась даже призраком, вьющимся над Россией, первые предприниматели-одиночки звались кооператорами, но чаще — по старинке — спекулянтами. Словом, странная метаморфоза, случившаяся тогда со свекром, Елизавету несколько озадачила. Во-первых, Лемех-старший зачастил в Москву.

Во- вторых, — и это было много важнее — человек менялся буквально на глазах. Довольно крупный — если судить по должности — совслужащий, неплохо образованный, облаченный в приличный европейский костюм и вполне пристойные ботинки, он все равно казался Лизе провинциальным командированным. Инженером или бухгалтером небольшого завода где-нибудь в Урюпинске, робеющим в Москве уже от одного сознания того, что это столица. Особенно когда надевал шляпу. К концу 1988 года командированный канул безвозвратно. Растворился. Возможно, как Мэри Поппинс, его унесли ветры перемен, но вероятнее всего, эти самые свежие ветры принесли нового Лемеха — спокойного, немногословного, уверенного в себе человека. К тому же не совсем обычного, ибо ему — это было видно невооруженным глазом, хотя свекор ни разу не обмолвился о грядущих переменах — известно нечто, сокрытое от большинства. Однако несомненно важное. Возможно, чрезвычайно важное. Из числа тех событий, о которых дикторы программы «Время» сообщают стране, как правило, с каменными лицами. В 1990-м Леня Лемех, всю сознательную жизнь существовавший исключительно по законам системы, совершил поступок, сравнимый разве что с добровольным выходом из рядов КПСС. Он уволился из Внешэкономбанка. С двумя другими, синхронно, как полагали, сошедшими с ума коллегами принялся за создание частного коммерческого банка. Одного из первых в СССР.