Стоиеновая певичка, или Райский ангел - Наоми Суэнага Страница 12

— Значит, так. В самом начале идёт песня «Миром движет любовь», два куплета. Темп такой, как указано в нотах. Затем я исполню две песни одну за другой, без паузы…

Пока я инструктирую оркестрантов, они, даже не взглянув в мою сторону, неохотно, с безучастным видом перелистывают ноты. Подобный хамовато-небрежный стиль распространён в этой среде, и я уже успела к нему привыкнуть.

Глаза у этих людей точь-в-точь как у снулой рыбы. Впрочем, бывают моменты, когда в их потухшем взоре появляются проблески жизни. Это когда подносишь им баночку кофе. Но стоит после этого перейти к обсуждению программы концерта, как они снова впадают в анабиоз. Человеческое выражение посещает их постные физиономии лишь на несколько секунд, когда они видят перед собой кофе.

Заработок оркестрантов составляет около ста пятидесяти тысяч в месяц. Такое жалование платят им в кабаре, где они состоят в штате. С учётом дороговизны токийского жилья содержать на эти деньги семью невозможно. Я знаю случай, когда бас-гитарист из одного ансамбля, получая от меня баночки с кофе, не открывал их, а прятал под стулом и потом продавал возле уличного автомата. Многие музыканты работают в нескольких местах по совместительству. В двенадцать ночи, когда кабаре закрывается, они отправляются в ночной клуб для дам и играют там до утра. И это повторяется изо дня в день. При такой жизни немудрено заработать стресс, тем более, если речь идёт о человеке, который готовил себя к карьере джазового музыканта, а теперь вынужден играть одни ненавистные энка.

— Я начал играть на гитаре ещё подростком, мечтая стать вторым Джимми Хеном. Но в результате вышел из меня не Хен, а обыкновенный старый хрен.

Услышав эту дешёвую остроту, остальные лабухи смеются, но не от души, не во весь голос, а как-то отрывисто, будто кашляют: «Ха… ха…» Вынужденные на всём экономить, эти люди вечно ходят голодными, и у них просто не хватает сил на эмоции. Из-за этого, видимо, лица их начисто лишены какого бы то ни было выражения и напоминают маску, у которой двигаются только губы. После разговора с ними желание выходить на сцену улетучивается. С этим надо что-то делать, ребята!

— Мы не можем без шуток, иначе совсем беда, — бормочет барабанщик, ветеран ансамбля.

Где-то я уже слышала эти слова. Ну да, конечно! Их любят повторять рабочие из бригады моего дорогого Мистера Уайлда. Каждый раз, принося ему на стройку что-нибудь перекусить, я слышу эту самую фразу. Так вот оно что? Значит, играть в ансамбле для этих людей — такое же безрадостное занятие, как рытьё котлована? В таком случае им можно посочувствовать..

— Фирма «Кинк рэкордз» представляет! Золотое шоу Ринки Кадзуки!! — объявляет конферансье под приглушённую дробь барабана. Затем вступают духовые инструменты и ансамбль «Нью Горджес Тауэрс» в составе двенадцати человек под управлением Тэрудзи Ёсинами исполняет нечто вроде увертюры. Эту мелодию они играют каждый раз в начале представления, внося в него привкус дешёвой помпы, как, впрочем, и должно быть в кабаре.

Средний возраст музыкантов — пятьдесят лет. На них небесно-голубого цвета смокинги с бабочкой и белые лакированные штиблеты. Длинные волосы, плохо гармонирующие с их потрёпанными физиономиями, — не столько дань моде, сколько привычка, унаследованная от тех времён, когда инструментальные группы переживали период своего расцвета.

До-до-до-до, ба-ба-ба-ба.

Уи-и-н, уин-уин.

Дэн-дэкэ, дэн-дэкэ.

По мере того как музыканты исторгают из своих инструментов звуки, которым могла бы позавидовать любая стройка, их лица приобретают всё более серьёзное выражение. В какое-то мгновение эта какофония становится глуше, как во время шаманского обряда, но потом неожиданно вступают трубы, и вверх взмывает бравурная мелодия.

Затем всё стихает, лишь мелкая барабанная дробь (дзу-та-та-та-та-та…) разносится по залу, погружая его в атмосферу напряжённого ожидания, словно сейчас должны объявить имя лауреата Всеяпонской премии звукозаписи. В данном случае это — всего лишь ненужная условность, однако публика заинтригована, и разговоры за столиками ненадолго смолкают. И вот тогда сквозь монотонный грохот барабана, словно хрупкий росток, пробиваются какие-то новые звуки, чтобы затем, подобно внезапно раскрывшемуся бутону, взорваться мощным заключительным аккордом.

Дзя… (тю-у-у-у, и-и-и-ин, ин, ин),

дзу-дo-дo, дзу-до-дзу-до-до-до,

(пу-у, уа-а, о-о),

до-дэ-дэ, гэ-гэ-гэ, до-до,

дэ-дэ-гэээээээн!!

Всё. Наконец-то! Слушая за кулисами это музыкальное вступление (интересно, какой монстр должен выползти на сцену после таких звуков?), я успела порядком утомиться. Но надо взять себя в руки.

— Добрый вечер, дорогие друзья. Меня зовут Ринка Кадзуки. Как вы думаете, какими иероглифами записывается моя фамилия?

Похоже, меня совсем не слышно. Микрофон включён на минимальную мощность. Это — обычное дело, и всё же я немного падаю духом.

В условиях экономического спада, наступившего в эпоху Хэйсэй, многие кабаре позакрывались, а те, которым всё-таки удалось удержаться на плаву, стараются в целях экономии свести к минимуму расходы на проведение эстрадных шоу. Теперь они уже не имеют возможности приглашать звёзд вроде Ёсими Тэндо или Такаси Хосокавы. Разумеется, от этого безвестные певцы вроде меня только выиграли, но и наши концерты для устроителей — сплошная обуза. Однако если заведение официально зарегистрировано как кабаре, а не пивная или бар, оно обязано оборудовать площадку для танцев и держать эстрадный ансамбль, играющий «вживую». Следовательно, хочешь не хочешь, им приходится устраивать шоу, пусть и по самому скромному разряду.

К оркестрантам здесь относятся как к нахлебникам. Отведённая для них артистическая представляет собой тесную каморку, где они едят свои дешёвые бэнто в обществе мышей и тараканов, которые шастают у них прямо под ногами. Гримёрка для певцов выглядит не лучше: это такая же клетушка, где нет ничего, кроме раздолбанного драного дивана и телевизора с треснувшим экраном, которым давно уже пора на свалку.

А вдобавок ещё и микрофон не включён, как положено. Похоже, в последнее время становится всё больше посетителей, которым докучает громкое пение со сцены. К тому же в результате повального увлечения караоке утвердилось новое представление о песне: для многих песня — это не то, что слушают, а то, что поют сами.

Но я так просто не сдамся. В конце концов, на кон поставлен мой заработок. Те самые чаевые, которые для меня дороже любого гонорара.

Как-никак, я — бывшая хостесса. Кое-какой опыт у меня всё же имеется. Я смотрю со сцены в зал. На гостей. Их спутниц. Официантов. Осветителей. Акустиков. Когда-то я сама работала в кабаре и до тонкостей изучила все их мысли и повадки. Ну что ж, посмотрим, кто кого!

— Кстати, вот уже и сакура… — стоило мне произнести эти слова, как снующие по залу официанты на минутку остановились. Беседующие с гостями девушки мельком посмотрели в мою сторону. — Пора цветения сакуры уже не за горами. Скоро мы увидим повсюду усыпанные цветами деревья. Я ужасно люблю это время года. А сюда, в этот зал, весна уже, кажется, пришла. Взгляните на эти веточки сакуры под потолком.