Кабаре - Лили Прайор Страница 12

На следующее утро я встала очень рано, обняла дядю и тетю, сложила пожитки в небольшую картонную коробку и отправилась навстречу новой жизни, в отдельную квартиру.

— Может, возьмешь немного свининки, Фреда? — прорыдала тетушка Нинфа, и слезы ручьями заструились по ее лицу.

— Нет, нет, там есть, чем перекусить, — ответила я и подошла к двери.

— Ну, хотя бы немножко pecorino [12]. Или артишоков. Я быстренько соберу.

— Честное слово, все будет хорошо.

— Бирилло, — завопила она, — почему ты молчишь?

— Нинфа, — произнес дядя с таким видом, как будто ее имя было невкусным, — сколько раз я просил не орать мне в ухо? Что я должен сказать? Ей не нужны артишоки…

Я тихонько выскользнула за дверь, пока они готовились к поединку, как боксеры на ринге. Уже сидя в автобусе, который шел к Торговому центру, я все еще слышала причитания тетушки Нинфы, разносившиеся по всему кварталу и перекрывавшие шум автомобилей.

Моя новая квартира находилась на виа деи Каппеллари, одной из узеньких улочек, ведущих на Кампо-деи-Фьори, всего в нескольких кварталах от виа Джулиа, на которой я выросла. У меня сразу же возникло чувство, будто я снова дома.

Я распахнула окна, чтобы проветрить квартиру, и вскоре комнаты наполнились сочным ароматом свежего хлеба из forno [13]на противоположной стороне улицы. Белье, развешанное на веревках поперек тротуаров, развевалось на ветру, как приветственные разноцветные флаги. Из-за ставней соседних окон доносились болтовня, смех и новости по радио. Где-то плакал ребенок, а Сэм Кук пел «Как чудесен мир», и ему аккомпанировал звон кастрюль и сковородок. Снизу катил свою тачку дворник, играли дети, что-то клевали голуби, к чему-то принюхивались бездомные собаки, и время от времени их разгоняли проезжавшие мимо мопеды.

От всего этого меня охватило волнующее возбуждение. Я независима. И могу теперь сделать то, о чем мечтала долгие годы: заведу себе долгожданного попугая. На виа Грегорио всегда находились причины помешать мне это сделать: астма дяди Бирилло, страхи синьоры Пучилло, неодобрение тетушкиного парикмахера, решительный отказ Фьяммы держать клетку в нашей комнате. Теперь я могу поступать, как мне вздумается. В очередной раз порадовавшись обретенной свободе, я вышла на улицу.

Кого только не продавали на птичьем рынке возле виа Пондероза! Козы, коровы, поросята, овцы, кролики и мулы были выставлены прямо на тротуаре, воздух благоухал ароматом их теплых тел и свежего навоза, который дети собирали и уносили своим мамам, чтобы те удобряли грунт для роз. Чавканье и фырканье соперничало здесь с криками торговцев, гудками клаксонов и рычаньем моторов.

Чуть вдалеке был павильон, в котором выставляли более экзотических животных, и я уверена, что большинство из них продавали нелегально. Тут были привезенные матросами гиббоны, а иногда даже гориллы, огромные питоны, ядовитые тарантулы, игуаны, дикие кишки с блестящими клыками, а еще бурые медведи и броненосцы.

Сквозь толпу торговцев я пробралась на Птичью аллею. Там стоял такой клёкот, щебет, визг, писк, пение и болтовня, что легче было представить себе, что вы в тропическом лесу, чем на улице Рима. Земля под ногами была липкая от обилия раздавленных гуав и земляных червей, слив и персиков, арахиса, грецких орехов и останков мышей, скормленных грифам.

Среди вольер с пингвинами и павлинами я нашла шикарную золотистую клетку с птенцом-попугаем ярко-бирюзовой расцветки. Он засунул голову под крыло, как будто прятался от окружающего мира, и я сразу же поняла, что нашла попугая, предназначенного мне судьбой.

— Не разговаривает, — предупредила мудрая птица майна, сидевшая на кассовом аппарате.

— Это неважно, — ответила я. — Все равно беру.

Я заплатила птице майне столько, сколько та запросила. Не знаю, была ли она сама владелицей лавки, или просто присматривала за товаром в отсутствие хозяина. Цена оказалась вполне божеской и включала в себя клетку и пакет с кормом. Я нарекла попугайчика Пьерино и гордо отнесла клетку в свою квартиру. Оказавшись на свободе, попугай стал летать, оставляя белые метки на немногочисленной мебели и крича от того, что я склонна была считать счастьем.

Через месяц Фьямма вернулась из свадебного путешествия в Савой. За время ее отсутствия тетушка Нинфа приготовила нашу комнату для племянницы и проконсультировалась со священником по вопросу расторжения брака. Они с дядей были убеждены, что Фьямма уже пожалела о своей ошибке и теперь нужно помочь ей прийти в себя.

Каково же было наше удивление, когда Фьямма вернулась, сияя от счастья. Ее глаза светились радостью, причина коей в то время была мне непонятна.

Новобрачные явились на виа Грегорио с первым официальным визитом, во время которого оказались не в состоянии вести себя пристойно и обуздывать свои порывы. Они даже не смогли не держаться за руки. Такое тетушке Нинфе даже в голову не могло прийти.

— Это ненадолго, — бубнила она себе под нос, когда влюбленные голубки, не выдержав долгого пребывания в гостях, упорхнули в свое гнездышко на виа делла Люпа. Но тут моя тетушка ошиблась, и ее ждало горькое разочарование.