Юность Бабы-яги - Владимир Качан Страница 12

– Смотря, что ты называешь стихами, – сказал Саша. – Я думаю, стихами их назвать нельзя…

– А как можно?

– Это песенные тексты. Ну и песни ведь разные бывают. Некоторые оказывают действие только физиологического порядка…

– Это как? Что-то вроде приятного почесывания? – Она засмеялась. – Да, правда, есть такие…

– Во-во! – обрадовался Саша, что его так быстро поняли. – А бывает, что обращается только к чему-то зверскому в человеке.

– Например, – сказала Вета.

– Давай без примеров. Не хочу никого обижать. Но представь, бессмысленный текст и агрессивная музыка. Для чего? Разбудить во мне зверя? Вот сочиняет автор нечто такое. Чего он хочет?

– Ну, допустим, хочет показаться оригинальным, – предположила Вета.

– Да какое там! Такая продукция уже настолько массова, что оригинально как раз – не любить это.

– Дышите глубже, вы взволнованы, – мягко улыбнулась Виолетта. – Или вы о наболевшем?..

– Конечно. – Саша слегка смутился от некоторого ехидства вопроса. – Хорошие стихи им не нужны.

– Кому?

– Да ни певцам, ни публике! Им почему-то нужна всякая дрянь. Но я, например, не могу себя заставить такую дрянь сочинить, чтобы только заработать. Вот почему после концерта какой-нибудь группы бывают кровавые драки? В людях пробудился звероящер, – закончил Саша свою краткую рецензию о некоторых аспектах современной музыки.

– Ну ладно тяжелый рок, мне тоже не нравится… в больших дозах. Но когда просто заводит, это хорошо. Иногда слушаешь, и так накроет!.. Все внутри пляшет. Адреналин нужен время от времени, да, Саша? И инстинкты звериные тоже, правда, Саш? – Вета с неприкрытым плутовством взглянула на Сашу и положила как бы невзначай свою руку ему на колено.

«Вот же бестия!..» – подумал Саша, а вслух через несколько секунд осевшим голосом спросил:

– Будем продолжать разговаривать или опять отойдем туда, где были?..

– В кусты? – шепотом и улыбаясь спросила Вета.

– Да…

– А ты хочешь опять? – задала Вета совершенно никчемный вопрос, так как сама знала ответ.

– Да-а-а, – прохрипел Саша плотоядно.

– Ну вот ты и звероящер сейчас, – сказала Вета спокойно, убрав руку с Сашиной эрогенной зоны. – Тиранозавр, вот ты кто сейчас.

– Да, – опять согласился Саша, – ну так что, идем?

– Попозже, – пообещала юная искусительница, – у нас вся ночь впереди, правда?

– Да, – уже радостно подтвердил Саша, не замечая, что он уже давно обходится в их разговоре только одним простым словом.

– А сейчас давай еще о стихах и песнях, мне это интересно, давай?

– Да, – вновь умиленно подтвердил Саша, и они продолжили.

– Ну хорошо, а другие стихи песенные есть?

– Конечно. Если для ума или сердца, или воображения. А еще лучше, когда и для того, и для другого, и третьего. Тогда песня – не однодневная дрянь.

– А это для здоровья невредно? – продолжала Виолетта немного посмеиваться, хотя и была с Сашей согласна.

– Нет! Невредно! – опять завелся он. – У человека должно хоть иногда чаще биться сердце от чьей-то любви или чьей-то печали, или от осознания красоты, к которой хочется двигаться, которой хочется подражать.

– Зачем? Ты не многого ли хочешь от простой песни?

– А затем, что душу надо тренировать. И ум. Иначе они станут такими же незатейливыми, как у собирателей автографов, – вырвалось у него вдруг, и он замолчал, сам испугавшись своей невольной бестактности.

– Продолжай, – сказала Вета спокойно. – Ты меня не обидел. Автографы мне не нужны, ты ведь и сам не поверил, правда?

– Правда. Тогда зачем…

– А вот зачем, я тебе потом объясню, ты продолжай.

– Ладно. Так вот, душу и ум надо тренировать. Ты замечала, как часто говорят про какую-нибудь книгу или фильм, или спектакль: «Он заставляет думать». Думать, стало быть, необходимо заставлять. Будто бы это не естественное состояние человека, а естественное – это не думать ни хрена ни о чем. Вот и с песнями – то же самое. Большинство из них не только не заставляет думать, а заставляет – не думать.

– Ну перестань, есть же действительно хорошие…

– Есть. Мало. И они все меньше нужны. А спрос все больше – вот на это, – он посмотрел в сторону теплохода. Оттуда, словно живое подтверждение вышесказанному, неслось: «Вечером на лавочке у нас – песни, танцы, шманцы, просто класс». Они немного послушали, и им одновременно стало смешно. Саша обрадовался, что и это совпало. – Вот как? По-твоему, шманцы – это что? Промежуточная фаза между танцами и совокуплением. И почему танцы – на лавочках? Шманцы, – повторил он презрительно. – А ведь это моя знакомая написала. Настоящим поэтом она была когда-то… Потом, видно, поняла, что из настоящих стихов шубу не сошьешь, и теперь вот чем занимается. Теперь она поэтесса-песенница. Близко – к пепельнице. Шманцы, – опять повторил Саша брезгливо.

– Так ты и вправду не знаешь, что такое «шманцы»? – сказала Виолетта, придвинувшись к нему чуть ближе.

– Нет, – настороженно ответил Саша, опасаясь, что она снова подшучивает над ним.

– Ну-у, это так просто… Я тебе сейчас объясню. Шманцы – это то, чем мы занимались с тобой полчаса назад, – она совсем приблизила к нему свое лицо, а потом, поднеся губы к его уху, еле слышно прошептала: – И это то, чем мы займемся с тобой сейчас.

– Шманцами?

– Ну да, именно ими.

После чего Вета, не откладывая дела в долгий ящик, перенесла свои губы от Сашиного уха – куда надо и поцеловала его так, как уже научилась. И через минуту сама сказала ему:

– А теперь отойдем… ты опять хочешь… Пойдем, а потом я покажу тебе, как я сочиняю стихи.

И опять удивился Саша, но сейчас было не до этого, он был вновь во власти этой порочной девчонки; он пребывал в упоении от ее дерзкой и безошибочно направляемой сексуальности и от собственного сладострастного рабства. Они метнулись в кусты, будто от чьей-то погони. Дальше ей предстояло добивать его своими стихами. «Кусты, стихи – как это, однако же, рядом», – успел подумать Саша перед тем, как Вета уже сама расстегнула ремень на его джинсах. «Кусты, стихи, скамейка», – да из этих трех слов можно шлягер сложить», – мелькнула у него последняя мысль перед тем, как провалиться в вулканический кратер пламенной страсти, жгучих прикосновений и вызываемых ими огненных чувств, словом, всего пламенного и огненного, что сопровождает темпераментное соединение тел. Или, еще раз обратившись к чудесным образцам нашей эстрады, облагородим происходящее нижеследующей цитатой из песни.

Музыка тела пела и пела

Музыка тела вечной была.

Ты не хотел и я не хотела —

Музыка тела нас позвала.