Одна ночь в Дубае - Хани Накшабанди Страница 12

Она ушла к себе, положила сумку на маленький кухонный стол, вытащила коробку шоколада и начала его рассеянно поедать, размышляя над тем, что сказал охранник-индиец. Зазвонил телефон. Это снова был Я, уже второй раз за это утро. Первый раз она не ответила, не ответит и сейчас.

Буквально через минуту телефон снова зазвонил. Опять он. Что за упрямство! Она бросила телефон подальше, вошла в спальню и встала у окна напротив зеленого здания. «Да, больше ста этажей. Но… Похоже ли оно на тело человека?» Она посмотрела вниз, где на своем месте стоял фонарь, задернула шторы, разделась и легла на кровать. Два часа она проспала глубоким сном. После обеда она проснулась в тревожном настроении, присела и неосознанно начала твердить: «Ясмин, Ясмин». Она свернулась калачиком, словно обнимая свое имя в страхе, что оно исчезнет, как вчера. Она закинула голову и, не осознавая, что глаза заслезились, обняла медвежонка. Через полчаса чуть слышных вздохов она поднялась в ванную, встала перед зеркалом и посмотрела себе в лицо. В противоположность ожиданиям черных кругов, которые оставались еще утром, не было. Вырвался смех, как у ребенка, который после долгого плача, получил конфету.

Сидя перед телевизором, она взглянула на черные настенные часы с одной стрелкой. Ей показалось, что время пошло медленнее, и внутри появилось ощущение первой победы над ним. Она почувствовала холодок и обняла себя руками, затем встала, приготовила кофе и взяла сигарету. Когда она пригубила кофе, не почувствовала вкуса жареных зерен, как любила. Ощущался привкус глубокого моря, будто она нырнула в него русалкой. Она ничего не увидела в нем, ни одной рыбы, но вода была прозрачна, как огромный кристалл. Она ныряла все глубже и глубже, пока вокруг не стало темно. Вдруг она очнулась от того, что вкус кофе обжог язык.

«Бредила ли я наяву?».

Недолго звонил телефон, потом он замолк и затрезвонил снова. Она взяла его в руки: звонила одна из подруг. Второй звонок был от «Я». Этот номер она помнила уже наизусть. «Что за упорство, как у…». Она задумалась на секунду и тут же произнесла его имя: «… у Салима».

За несколько мгновений, которые прошли, она успела утонуть в запахе моря, на дно которого только что нырнула. Каким-то образом в нем отражалась ее память, а затем вновь забытье наплывало волнами. Она не хотела, чтобы море выбросило свою последнюю рыбу на берег памяти, но это случилось. На берег выбросило мертвую рыбу. И ей вдруг представилось, что этой рыбой был Салим.

* * *

Задержав взгляд на зеленом здании, Ясмин открыла окно в своей комнате. Влетел приятный ветерок наступающей зимы. Она прикрыла глаза, ухватившись за края штор, и набрала в легкие живительного воздуха. Потом посмотрела вниз и увидела, как в сторону фонарного столба идет Эфтаб. Не помня себя, она уже спускалась в лифте. Однако в холле она обнаружила, что Эфтаб сидит на месте. Значит, это не его она наблюдала направляющимся к фонарю. Она была рада увидеть Эфтаба сидящим перед собой, поэтому сунула руки в карманы штанов, как ребенок, и тихо приблизилась к нему.

Он взглянул на нее и задал неожиданный вопрос:

— Вам страшно?

Вопрос смутил ее.

— Страх — это враг, который разбивает нас без боя. Это действительно позорное поражение, — сказал он, не дожидаясь ответа, будто читал ее мысли.

— Будучи одинок, человек боится, — произнесла она, не зная, зачем она это сказала.

— Вы думаете, что кто-либо может спасти нас от одиночества? Вы ошибаетесь, если считаете так, госпожа Ясмин. Иногда причина одиночества в них самих.

Лицо Эфтаба приобрело черты мудреца.

— Одиночество сходно со счастьем. Источник у них один, — он показал на грудь. — Внутри нас. Тот, кто несчастлив в глубине души, не может осчастливить других. Поэтому мы любим тех, с кем нам весело и радостно, потому что они дают нам то, что мы не способны произвести в себе самостоятельно.

Он немного помолчал, потом добавил:

— Женщине нужна сила, потому что она слаба. Ей необходим мужчина. Но не он избавляет ее от одиночества. И никто другой не может этого сделать, если вы самостоятельно с этим не справитесь.

— Как же мне справиться с этим? — вырвалось у нее, как будто она разговаривала со старым другом. Он дал еще более темный ответ:

— А вы не одна.

— Как же не одна, когда я давно уже одна, с самого рождения?!

— Вы цельный человек, это так, но вы троична: тело, дух и разум. А с этими вещами, которые в вас, вы не одиноки.

Она сомневалась:

— Я чувствую, ваши слова на вес золота, но мне нелегко их понять.

— Золотые слова, госпожа. Интуитивно все это нам известно. Однако мы… — он замолчал и взял с тарелки банан, — мы ничего не слышим за всем этим шумом. У всего есть голос, каждая вещь говорит о себе. Но мы не слышим даже самих себя.

Он принялся протирать банан белым платочком.

Ясмин показалось, что мужчина несет нечто, похожее на бред, либо она не понимает, что он говорит, и она перевела разговор на другую тему:

— Вы видели там, в переулке, фонарь, рядом с зеленым зданием?

Банан вернулся на тарелку, он блестел.

— Одинокий фонарь? Да, я вижу его каждый день.

— Почему вы назвали его одиноким?

— Потому что все на свете кажется одиноким. Но это не так. Даже те, кто в толпе, в душе они переживают одиночество, не зная о том, что они вовсе не одни.

И он вновь повторил поучительным тоном:

— Только тот, кто может стать счастливым в душе, победит одиночество.

Ясмин отвернулась в сторону лифта, чтобы спрятать удивление и печаль, вызванные словами Эфтаба. Ее глаза, казалось, блестели. Наступила странная тишина, в которой были слышны только шаги жильца, идущего через холл к лифту. «Эфтаб, сидящий один за столиком, совсем не одинок», — сказала она про себя. Как же она желала стать такой же, как он, хотя бы на один день!

Ей захотелось подняться в квартиру, упасть на подушку и забыть обо всем, что случилось, или выплакаться, слезами снимая напряжение внутри. Но вместо этого она уже рассказывала Эфтабу, будто тот был ее старым другом, о своем недавнем прошлом, о том, что было с ней после переезда в Дубай.

Когда она дошла до Салима, то захрипела и, не окончив, бросилась к лифту. Ей пришлось ждать, пока двери откроются. Эфтаб догнал ее. Почти шепотом он произнес: «Если вы думаете, что Салим — это упущенная возможность, то знайте: упущенные возможности влекут за собой новые».

У своей квартиры она прислонилась головой к двери, утирая слезы, которые ручьями брызнули в лифте. Она провела рукой по двери, стуча об нее головой. Ощупала ее, как будто дотрагивалась до обожаемого мужчины, и вспомнила. Это случилось два года назад. Она получила извещение с работы, в котором сообщалось, что проходит реструктуризация компании и некоторые должности сократят. В тот момент она подумала: «Значит, они больше не нуждаются в том, что я делаю». Тогда ее охватил такой страх и одиночество, каких она не знала раньше. Она молилась, тысячу раз взывала, чтобы Господь не оставил ее. В последующие дни она стала придумывать себе любимого. Она сделала его красивым и нежным. Он провожал ее, когда она выходила утром, и был первым, кто встречал вечером. Она так хотела, чтобы в ее жизни был такой основательный человек, который не изменит и не бросит, как Салим. Только дверь подходила под эти требования: красивая и крепкая, основательная. Она полюбила ее и повесила на нее золотую цепочку. Часто она говорила себе: «Чтобы стать ближе, надо потереться о нее голым телом». Один раз она так и сделала, но тут же прекратила это. Было очевидно, что если она продолжит эти странности, то закончится тем, что она возведет в культ каждый предмет мебели.