Записки риелтора, или Нас всех испортил квартирный вопрос - Татьяна Навальная Страница 12

Вошла и застыла на пороге. Везде, куда доставал взгляд, был потрясающий бардак. На большом круглом столе в прихожей лежала гора вещей, состоящая из газет, перчаток, полиэтиленовых пакетов, трусов, детской скакалки, старой сумки с оторванной ручкой и большой грязной кастрюли. В кухне все поверхности были покрыты немытой посудой, банками, коробками с какой-то едой, вазами с засохшими цветами, скомканными кухонными полотенцами. В комнатах одежда лежала везде — на диванах, книжных полках, стульях и просто на полу. Для полноты картины не хватало грязных носков на люстре. Их не было просто потому, что люстра отсутствовала как таковая — под потолком висела пыльная лампочка в черном патроне.

Заметив мое вытянувшееся лицо, Марина сказала:

— Тут у меня беспорядок, но ты не удивляйся. Это я генеральную уборку начала, да пока не закончила.

Я промолчала. Генеральной уборкой в этой квартире не пахло. Палеозойские отложения мусора, прикрытые книжными завалами юрского периода, плавно переходили в слой тряпок, сформировавшийся в кайнозойскую эру. Это был образ жизни.

На следующий день я легла на операцию. Сын остался у Марины.

Через неделю меня выписали из больницы с гипсом, закрывавшим правую руку от плеча до кончиков пальцев.

— Минимум десять недель, а дальше будет видно, — строго ответил хирург на мой вопрос о сроках снятия гипса, царапая что-то важное в истории болезни.

Я вернулась к Марине. Через неделю сына забрала свекровь. У меня оставались некоторые деньги, и я собиралась снять комнату.

— Ну и куда ты пойдешь, убогая? — спросила Марина, глядя на мою подвешенную на косынке руку. — Ты ж сама с себя джинсы снять не можешь.

— Джинсы снять могу, — не согласилась я. — С остальным труднее.

— Поживи уж, пока гипс снимут. Ты нам не мешаешь, — сказала Марина.

Нужно было начинать жизнь с нуля. Нуль стоял перед моими глазами, кривлялся, издевательски скукоживался в куриную гузку и с неприличным звуком расправлял отверстие, горделиво поводя жирными боками. Мне нужен был тайм-аут. Мне очень нужен был тайм-аут, хотя бы до конца болезни. Я приняла ее предложение.

Семья, в которой я осталась жить, состояла из трех человек и собаки. Маринин муж Степан, молчаливый высокий мужчина, был старше нее на двенадцать лет. Он был геологом, потерявшим здоровье на разведке залежей радиоактивных пород, и работал в НИИ, связанном с геологией. Дочка Леночка — удивительной красоты девочка, похожая на молодую Грету Гарбо, была старше моего сына на два года — ей было двенадцать. Собака Чара, черная лайка, еще щенком подобранная Степаном на пустыре около дома, была спокойным и умным зверем с одним явным тараканом в голове — она категорически отказывалась оставаться дома одна. Исцарапанная до стальной основы внутренняя сторона входной двери в квартиру и сгрызенные в хлам наличники напоминали хозяевам о том, что дома их ждут с нетерпением.

Немного обжившись, я попыталась внести свой вклад в Маринино домашнее хозяйство.

— Марин, давай я разберу вещи в гостиной, — предложила я подруге. — Рассортирую и разложу в шкафу.

Марина изменилась в лице.

— Ничего не надо разбирать. Я все сделаю сама. Ты лучше телевизор посмотри или почитай.

Я не могла сидеть без дела. Списав реакцию Марины на деликатное нежелание эксплуатировать инвалида, коим я тогда была, я дождалась, когда она уйдет по делам.

— Леночка, — сказала я. — Давай поможем маме, наведем порядок.

— Бесполезно, теть Тань, — сказал ребенок. — Я уже пыталась. Ничего вы с этим не сделаете.

— Сделаем не сделаем, а попытаться надо, — сказала я и рекрутировала ребенка.

Через час Леночка устала.

— Теть Тань, а чаю попить? — попыталась переключить меня Леночка на другое занятие.

— Иди, пей, я потом подойду, — сказала я ей и продолжала уборку.

Одной рукой разбирать вещи было неудобно, но можно. Рассортировав все по принадлежности — Маринины, Степины и детские вещи отдельно, я собрала в пакет все детские носки и колготки.

— Леночка, где лежат твои носки? — спросила я ребенка. — У меня тут целый пакет, где его место?

— Куда положу, там и лежат, — меланхолически ответила Леночка. — Место найдите сами. Можете положить под батарею. Или в угол. Или на полку. Все равно разбредутся по всему дому, как тараканы.

Это был удар. Можно навести порядок в доме, разложив все по местам. Но нельзя навести порядок, если ни у одной вещи нет своего места как такового.

Я не сдавалась. Поставив цель, надо идти до конца. Подумав, я решила начать с другой стороны. Для книг в квартире все-таки были полки. Выбрав из завалов все книги, журналы, блокноты и ручки, я поставила все на полки. Количество вещей, парящих в свободном полете, несколько уменьшилось.

Потом из кучи одежды я отобрала вещи, место которым, по моему мнению, было разве что на помойке, — старые растянутые свитера непонятного размера и фасона, со спущенными петлями и затяжками, линялые шарфики и коврики со следами собачьих зубов, рваные колготки, мужские рубашки с протертыми до дыр воротничками и манжетами и многое другое.

— Марина, хорошую одежду я сложила на диване, а что делать с этими вещами? — наивно спросила я у вернувшейся хозяйки.

— Сложи в углу и чем-нибудь накрой, чтобы в глаза не бросалось, — ответила Марина.

— Зачем? — удивилась я. — Что ты будешь с ними делать?

— Там все нужное. Рубашки пойдут на тряпки — это чистый хлопок. Свитера я распущу, свяжу Леночке что-нибудь модное. Коврик положим Чаре, когда этот износится. Ничего выкидывать нельзя. В хозяйстве все пригодится.

Леночка, стоя за спиной у матери, подавала мне знаки — махала руками, делала страшные глаза и прикладывала палец к губам, призывая меня к молчанию.

Когда Марина ушла на кухню, ребенок закрыл дверь и шепотом сказал мне на ухо: «Вы что, теть Тань! При маме молчите как рыба на эту тему. Потом все без нее выкинем, она этого никогда не заметит! Мы с папой всегда так делаем».

Я училась жить. Жить без руки и по новым правилам. Через несколько дней я уже уверенно мыла посуду, натянув резиновую перчатку на кисть, зажатую гипсом, и придерживая тарелки кончиками пальцев. Научилась гладить белье, держа утюг в левой руке. Научилась готовить одной рукой и подметать полы, вытирать пыль. Мы с Леночкой, оставшись одни, разбирали шкафы, выкидывали лишнее, проводили ревизию на кухонных полках.

— Ух, какая красота! — говорила вернувшаяся Марина, окидывая квартиру довольным взглядом.

Время летело быстро. Марина не работала, средств в семье не хватало. Я отдавала деньги за продукты и что-то покупала сама, изредка выбираясь на улицу, — на гипс с трудом налезал пуховик, а февральские морозы не располагали к прогулкам.

Гипс мне сняли в середине апреля.