Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Генри Воллам Мортон Страница 12

Ромси — средоточие английского духа. Здесь налицо все приметы сельской Англии: начиная от статуи Пальмерстона с позеленевшей головой, городского констебля, коровы на площади и кончая серым аббатством, уходящим корнями во времена Гептархии.

Я стоял, прислонившись к церковной ограде, и сквозь кучерявую листву вязов рассматривал верхний ряд окон, освещавших хоры (вот уж где норманнский стиль), приземистую серую башню и замысловатый флюгер, на который всякий раз перед дождем усаживается галка (примета верная, убеждали меня ромсийские старожилы, можете не сомневаться). На сей раз бедная птица, должно быть, умаялась и покинула свой пост, потому что, сколько я ни глядел, никаких признаков пернатой не приметил.

Три маленькие девочки в белых передничках играли на дорожках церковного кладбища: с серьезным видом они нянчили своих целлулоидных младенцев. Мимо на велосипеде прокатил рассыльный из лавки мясника с грузом баранины. По вязовой аллее неторопливо шел пожилой мужчина с букетом желтофиолей в правой руке. Поравнявшись со мной, он поздоровался, и мы разговорились — сначала коснулись истории, затем потолковали о жизни вообще. Старик оказался церковным старостой. К моему огромному удивлению, я узнал, что ему семьдесят шесть лет — я бы на глаз дал не более пятидесяти пяти. Бледно-голубые глаза моего собеседника весело блеснули, когда я сказал ему об этом.

— И, представьте себе, я ни разу не болел за всю жизнь! — с законной гордостью похвастался он. — Возраста своего совершенно не ощущаю, а знаете почему? Потому что счастлив. Я абсолютно убежден, что секрет здоровья и долголетия любого человека — в умиротворенном состоянии духа.

— Ну да, — вздохнул я, — вам-то наверняка не приходится бегать за автобусом!

Старик улыбнулся.

— Здесь очень спокойное место, — сказал он. — Тишь да гладь! Никогда ничего не случается. Хотите осмотреть церковь? Вообще-то она закрыта, но я проведу вас внутрь.

И мы пошли дальше по вязовой аллее уже вместе.

Здесь, при сером свете, отраженном от старого камня, в окружении мощных норманнских колонн и полукруглых арок (если вы поклонник норманнской архитектуры, вам непременно надо посетить это аббатство), в суровой тиши древнего храма я познакомился с историей леди Этельфледы, третьей аббатисы Ромси. О ее благочестии сохранилось множество красивых легенд. Рассказывают, например, что благодаря своей святости эта дама могла под покровом ночи войти обнаженной в студеный ручей, протекавший рядом с аббатством, и часами стоять там, распевая псалмы.

Лично я думаю, что подобная история сродни той легенде, которую рассказывают жители Ковентри о леди Годиве.

Благочестие Этельфледы было по заслугам вознаграждено небесами. Вот еще одни прелестный эпизод из жизни ромсийской аббатисы. Как-то раз во время ночной службы она читала поучение для сестер. Внезапно пламя свечи задрожало и погасло. И что же Этельфледа? Она продолжала читать отрывок из Библии в слабом, неверном свете, струящемся с кончиков ее пальцев. Трудно представить себе эту набожную даму в условиях финансового кризиса, однако и на сей счет существует красивая легенда. Якобы однажды у святой Этельфледы оказалась на руках довольно большая сумма денег, ей не принадлежавшая. В порыве сострадания она раздала все деньги нищим, хотя никто ее на это не уполномочивал. И что дальше? А дальше настал день, когда сумму надо было вернуть владельцу. Наша аббатиса пала на колени, вознесла горячую молитву и — алле-ап! — пустые кошели наполняются снова… Подумать только, ну и счастливица эта святая Этельфледа!

А однажды ночью в древних стенах Ромси едва не разыгралась драма, если не сказать — трагедия.

Вильгельм Рыжий, бывший, по слухам, весьма неприятным типом, задумал во что бы то ни стало жениться на Эдите, прекрасной саксонской принцессе, которая на тот момент находилась на попечении аббатисы Ромси. Желание его было вполне понятным, поскольку таким образом — соединившись со старинной саксонской династией — он намеревался укрепить норманнское правление в Англии. Проблема заключалась в том, что девица отнюдь не стремилась к этому браку, посему и укрылась в монастыре. Так или иначе, однажды ночью в аббатстве случился жуткий переполох — чадили факелы, гулко стучали копыта по булыжной мостовой — это король Вильгельм Рыжий явился за своей добычей. В планы матушки-настоятельницы не входило выдавать девицу настойчивому жениху. Поэтому она наскоро переодела ее в монашеское одеяние и поставила на колени перед алтарем.

Короля, однако, пришлось впустить. Аббатиса объяснила, что принцесса приняла обет безбрачия и теперь принадлежит небесному жениху. Разгневанный Вильгельм ринулся в храм. Можно представить, как трепетала девушка, слыша за своей спиной тяжелые шаги, эхом отдававшиеся в пустынном нефе. Однако король дальше придела не пошел. Тяжелым взглядом он уставился на юную коленопреклоненную монашку, погруженную в молитву. После чего развернулся и вышел вон. Той же ночью Вильгельм вернулся в свой замок.

А вот еще одна любопытная история, связанная с Ромсийским аббатством. Во время раскопок, проводившихся в 1839 году, под полом бокового придела, неподалеку от кельи аббатисы, был обнаружен свинцовый гроб эпохи саксонского правления. Гроб был пуст, если не считать деревянного ларца, в котором хранился длинный локон золотисто-каштанового цвета. Что за тайна скрывается за этой находкой? Как часто подобные загадки застревают в памяти и продолжают волновать сердца, когда истории о величайших церковных реликвиях скользят по поверхности нашего внимания и благополучно забываются.

Норманнские камни — серые, мрачные — по-прежнему лежат в основе Ромсийского аббатства. И тихие вздохи и поскрипывания за закрытыми дверями церкви позволяют оживить тени далекого прошлого. Мне кажется, я бы не удивился, воочию увидев пред алтарем бледную и трепещущую Эдиту или святую Этельфледу — закутанную в плащ, подобно Монне Ванне [10], и направляющуюся к холодной заводи со сборником псалмов в руках.

Не говоря ни слова, мы со старым хранителем покинули церковь и вышли под сень вязовой аллеи.

2

Поднявшись на старинные каменные ворота Бар-гейт в Саутгемптоне, я разглядывал раскинувшийся внизу город сэра Бевиса [11]. Утро выдалось ясное. На узких городских улочках царили толчея и сутолока. Под воротами прогрохотали трамвайные вагоны, как по мановению волшебной палочки открыв проем, и в воздухе повеяло близостью моря и кораблей.

Стоя там и пытаясь проследить линию древних городских стен, я размышлял: «О чем бы мне написать? Может, о том, как Ричард Львиное Сердце покидал Саутгемптон в 1189 году? Или же о том, как отплывали в Новую Землю “Спидвэл” и “Мэйфлауэр”? А, может, что-нибудь из более поздней героической истории города: когда темной августовской ночью 1914 года бесконечные воинские эшелоны один за другим входили в Саутгемптон — еще до того, как большинство англичан узнали новость, которой было суждено навсегда изменить их жизни и их мысли?»