Уничтожьте всех дикарей - Свен Линдквист Страница 12

За время своего восьмимесячного пребывания в Африке Конрад обнаруживает, что реальность вопиющим образом разнится с той картиной, что живописалась в пафосных речах, услышанных им накануне своего отъезда. Когда он, больной и разочарованный, возвращается в Лондон в канун Нового, 1891-го года, даже английское общественное мнение начинает меняться.

Дискуссия продолжается на протяжении всего 1891 года. Наиболее тщательное, детализированное и критическое представление проблемы было сделано Фоксом Бурном в его исследовании «Другая сторона экспедиции по спасению Эмина Паши» (1891). Когда всё было сказано, то на историю Стенли и его экспедиции опустилось смущённое молчание.

41.

Уже в Африке, к своему смятению, Стенли обнаруживает, что человек, ради которого он пожертвовал столь многими жизнями, является вовсе не благородным пашой, но упрямым силезским евреем.

И если Стенли мог заставить Эмина присоединиться к возвращающейся экспедиции, то принудить его предстать перед публикой он был не в силах. В течение всего путешествия обратно к побережью Эмин в знак протеста хранил молчание. Во время приветственного анкета в Багамойо он незаметно для всех скрылся из-за стола и позднее был найден лежащим на мостовой под балконом со сломанным черепом. Его доставили в госпиталь, где он и оставался, пока Стенли переезжал с места на место со своей триумфальной процессией.

В апреле 1890 года Стенли чествовали в Брюсселе и Лондоне как спасителя Эмина, тогда как Эмин валялся, всеми забытый, в госпитале в Багамойо. Однажды ночью он выскользнул оттуда и, наполовину глухой и наполовину слепой, отправился назад в свою провинцию.

В октябре 1892 года европейская стенлимания окончательно сошла на нет. К тому времени и Эмину удалось добраться к себе домой. Дервиши обнаружили его и перерезали ему горло.

Несколько лет подряд вся Европа была истерически поглощена операцией по его спасению.

На его же смерть даже не обратили внимания.

42.

Шестью годами позже, в октябре 1898 года, в Лондоне была опубликована книга Джорджа Швайцера «Эмин Паша. Его жизнь и труды, представленные на основании его дневников, писем, учёных записок и официальных документов». В ней история Эмин Паши была впервые рассказана, исходя из его собственной точки зрения.

В октябре-ноябре книга обильно рекламировалась и обсуждалась. В декабре Конрад садится за написание «Сердца тьмы».

Подобно тому как Стенли путешествует по Конго, чтобы спасти Эмина, Марлоу в повести Конрада путешествует вверх по реке, чтобы спасти Куртца. Однако Куртц не желает, чтобы его спасали. Он исчезает во тьме и пытается уползти назад к «своему» народу. То же самое сделал и Эмин.

Но Куртц не является портретом Эмина. Напротив, всё, что есть симпатичного в Эмине, можно найти в Марлоу, выступающем в конрадовской истории спасителем Куртца. Монстром же предстаёт спасаемый, Куртц, напоминающий как раз Стенли.

У Стенли тоже была «наречённая» Долли, которой сообщили столь желанную для неё ложь. Весь белый мир получил ту ложь, которую хотел услышать. И получает до сих пор. Когда Марлоу в конце конрадовской истории лжёт «невесте» Куртца, он делает не только то же самое, что делал сам Стенли, но также и то, что делала вся британская общественность, пока Конрад писал свою повесть. Они лгали.

43.

История любит повторяться. Осенью 1898 года «Стенли» возвращается во второй раз, теперь под именем Китченер. [26]

Генерал Горацио Герберт Китченер, прозванный «Сирдар», совершил то, что не удалось сделать Стенли. Он нанёс поражение дервишам и «спас» Судан.

27 октября 1898 года он прибыл в Дувр. Так же, как то было и в дни возвращения Стенли, собралась огромная толпа, чтобы приветствовать его. Так же, как и Стенли, он был доставлен в Лондон специальным поездом и удостоен аудиенции королевы Виктории. На обеде в его честь он выразил уверенность, что победа, одержанная над дервишами открыла всё протяжённость долины Нила «цивилизующему влиянию коммерческого предпринимательства».

Именно эти слова звучали в устах Стенли относительно реки Конго.

Следующие пять недель превратились в круговерть празднеств. В Кембридже, где ранее почётную степень получал Стенли, 24 ноября Китченер получил свою. В тот момент, когда в честь Сирдара был запущен фейерверк, некоторых учёных, выступивших против его награждения, в полном облачении сбросили в реку. Далее он едет в Эдинбург, где получает почётную степень 28 ноября. Затем наступает черёд общенациональных празднований.

Едва ли возможна более точная копия возвращения Стенли. В том же номере газеты, где были опубликованы реклама и рецензия на книгу о дневниках Эмин Паши, на книгу, показывающую, насколько безосновательным был прошлый экстаз, — в том же самом номере снова звучит людское ликование, раздаются здравицы, эхом повторяются пустые фразы.

Мало кто ставил под сомнение победу при Омдурмане. Мало кто задавался вопросом, как это могло произойти, что на одиннадцать тысяч убитых суданцев потери англичан составили только сорок восемь человек. Никто не спрашивал, почему из шестнадцати тысяч раненых суданцев выжили в лучшем случае лишь единицы. [27]

Тем временем на кентской ферме Пент польский писатель в изгнании прервал работу над романом, которым он был занят, и вместо этого начал писать историю о Куртце.

44.

Я выхожу на солнце, и, когда делаю глубокий вдох, горячий воздух обжигает меня, как горячая пища в те времена, когда я был маленьким и не мог ждать, пока еда остынет, а вместо этого гасил нестерпимый жар глотком холодного молока. Где теперь тот стакан холодного молока, который так нужен для каждого вдоха?

45.

В битве при Омдурмане вся суданская армия была уничтожена, даже не сумев подойти к своему неприятелю на расстояние выстрела.

Искусство убийства на расстоянии стало европейской специализацией уже давно. Соревнование в вооружении между морскими державами Европы в семнадцатом веке привело к созданию флотов, способных решать стратегические задачи вдали от родных берегов. Их пушки могли разрушать доселе неприступные крепости, не говоря уже об уничтожении беззащитных деревень.

Доиндустриальная Европа мало что могла предложить остальному миру. Нашим основным предметом экспорта была сила. По всему остальному миру к нам в то время относились как к воинам-кочевникам, своего орда татаро-монголам. Те правили из седла, мы — с палуб кораблей. [28]