Кто из вас генерал, девочки? - Галина Щербакова Страница 12

– О нет! – возмущается Ритка. – Я не считаю. Я такая балда…

Мы смеемся. Все правильно. Все как в детстве. Когда возникает спор, осложнение, неприятность – Ритка берет на себя вину. Да, да, это она во всем виновата. Вот и сейчас она одна нечестная за всех – только не ссорьтесь, девочки, только не ссорьтесь! (Девочки, куда же вы?)

А я представляю Нелку, как она выпускает кур, как гонит их с райкомовского двора, как пишет приказ на этого парня, как дрожат у нее ноздри и белеют щеки. Как она сказала: это удобно. Для работы. Чтоб все по своим местам.

* * *

Перед самой практикой она зашла к часовщику: показала часы – мамин подарок.

– За сутки убегают на три минуты.

– А вы не хотите приходить на свидания раньше, – часовщик внимательно смотрит на Нелку. «Господи, – со злостью думает она, – сейчас начнется каскад глупости и пошлости».

Но ничего не началось. Часовщик напялил на глаз стекляшку и стал сосредоточенно ковыряться. Ждать – противно, но и выходить на улицу не хочется. Сейчас межсезонье. Смешное время – одни еще носят румынки и шубы, другие уже влезли в лакировки. «В чем я поеду на практику?» – думает Нелка. Осеннее пальто у нее совсем разлезлось. Осенью она пришила к обтрепанным рукавам и воротнику заячий мех. «А что, – смеялись девчонки, – в этом что-то есть». Но за зиму заяц вылез, и заячьи волосинки основательно прилипли к старенькому драпу. Нелка пыталась отчистить пальто коркой хлеба, мотком резинки – бесполезно. Есть у нее костюмчик, но он совсем легкий, в нем будет холодно. «Выбирать не из чего, – думает Нелка. – Что-нибудь поддену и поеду. В конце концов дело идет к теплу».

Она заплатила часовщику и пошла в общежитие. Денег у нее ровно столько, чтоб доехать. Хорошо, что она едет в Голубинку. Они будут жить на мамину зарплату, а то, что она заработает в ДК, пойдет на осеннее пальто и туфли. Она могла получить для практики какой-нибудь более симпатичный клуб, чем в их городе. Но «бытие определяет сознание». «Удивительно, как всегда подтверждается в жизни простого человека эта формула», – думает Нелка. Она открыла чемодан и стала прикидывать, что ей брать с собой. «Книги – к черту. Что к чему – соображу на месте. А с ними только лишний раз убеждаешься в вековом разрыве между теорией и практикой». Она собирает в маленький чемоданчик, с которым ходит на лекции, свое стираное-перестираное бельишко, два платья, чулки. И снова думает: что поддеть под костюм? Попросить что-нибудь у девчонок? Она сидит на полу и вспоминает, что лишнего есть у девчонок, потому что, пока она что-нибудь не прикинет, нечего и думать об отъезде. Нелка слышит, как ходит над ней Слава Чубенко. В их институте очень мало мальчишек. В общежитии они занимают всего три комнаты, одна из них как раз над ними. Нелка слышит, как топает по комнате Слава. Он большой, тяжелый, неуклюжий, и пол стонет под ним. «Помни: пол, на котором ты отрабатываешь присядку, может оказаться чьим-нибудь потолком». Это из их стенгазеты. Нелка решительно встает и идет к мальчишкам. Слава удивленно смотрит на Нелку. Взгляд у него тяжелый, и соображает он туго: наверняка он не может сразу вспомнить, кто такая эта девчонка и почему вдруг она пришла.

– Я снизу, – говорит Нелка. – Не напрягайся!

– А! – говорит Слава. – Вспомнил. Чего тебе?

– Мне нужна нижняя теплая рубашка. Верну после практики.

Слава ничего не спрашивает и снова долго и тяжело смотрит на Нелку.

– Хочешь дойти до всего своим умом? – издевается Нелка. – Бесполезно. Не дойдешь… Я надену рубашку, которую ты мне дашь, в дорогу, потому что мой заяц облез.

– Какой заяц? – спрашивает Слава.

– Серый, – отвечает Нелка.

Слава больше не мыслит. Он лезет в свой деревянный солдатский чемоданчик и достает великолепную бежевую с начесом рубашку.

– Годится, – говорит Нелка. – Получишь после практики.

В коридоре она прикладывает к себе Славину рубашку. Она почти до колен. «Тем лучше, – думает Нелка. – А рукава подверну».

Потом она уже быстро собирается. Все хорошо, только костюмчик на толстой рубашке стал у@@же и короче, и Нелкины потрясающие ноги можно теперь без помех разглядывать довольно высоко. «Плевать! – думает она. – Разглядывайте!» Она бежит к автобусу, и весь город смотрит ей вслед: ну и мода нынче. Зачем тогда вообще юбка?

Вечером она пьет чай уже дома.

– Это ты правильно сделала, что приехала, – радуется мать. – И пальто справим, и туфли. А в другом бы месте все проела. Знаю я эти столовки, полезности никакой, а денежки выложи. А дома хоть и просто, а масла я в картошку никогда не жалею. И хлеб – хочешь, пшеничный, хочешь, батон.

Нелка лежит в своей детской кроватке. Она запретила матери выбрасывать ее. Когда она дома, она всегда спит в ней, свернувшись клубочком. А если уж очень хочется потянуться, протягивает ноги между металлическими прутиками – и порядок.

– Да ложись на диван! – убеждает ее мать. – Ноги сомлеют, скрючившись…

– Ни за что, – говорит Нелка. – Ни за что. – Засыпая, она думает, что завтра утром пойдет в ДК. Сейчас там новый директор – дядя Гера. Раньше он играл на валторне, а его жена пела перед киносеансом. Это было четыре года тому назад.

Вспомнит ли ее дядя Гера?

К десяти Нелка идет в ДК. В сущности, за те годы, что она не живет в этом городе, ничего не изменилось. Так же мрачно высится в парке разрушенный дворец. «А как его обещали восстановить», – думает Нелка. ДК в двухстах метрах от дворца. Когда Нелка еще училась и убегала по вечерам с девчонками в парк, мама спрашивала: «А какое кино на фабрике-кухне?» Это потому, что до войны нынешний ДК был фабрикой-кухней. Сейчас уже стали забывать об этом. Кухню раз пятнадцать перестраивали, перекраивали, и сейчас Нелка смотрит на нее глазами профессионала.

«Как кухня была, так кухня и осталась», – думает она.

Торчит прямо у парадного входа громадная трубища. Самую нижнюю ее часть приспособили для афиш, ну а остальная труба живет сама по себе, не неся никакой дополнительной нагрузки.

Нелка заходит в ДК. У кассового окошечка тетрадный листок: «Продаются билеты на концерт: „Извини, наша юность!“»

Нелка хохочет. Очень громко, потому что из кассовой комнатки выходит тетя Лида. Тетя Лида – мать Женьки Строевой, с которой училась Нелка.

– Тетя Лида, здравствуйте! – хохочет Нелка.

– Чего это тебя разобрало? – удивляется тетя Лида. – И вообще, что ты тут делаешь?

– Вы на что билеты продаете? – не может остановиться Нелка.

– На концерт, – непонимающе отвечает тетя Лида. – А что?

Она подходит к листочку, читает:

– Господи, что за чушь! – Поворачивает к Нелке смущенное лицо: – Вот так опозорят человека ни за что ни про что…

– Кто? – смеется Нелка.

– Да это наш директор повесил, а я не посмотрела. Ты только Женьке не говори, а то она злиться будет.