Дар дождя - Тан Тван Энг Страница 118
Дар дождя - Тан Тван Энг читать онлайн бесплатно
Он снова обвил меня руками и крепко обнял. И оставил меня на балконе, в одиночестве, если не считать редких вечерних звезд.
Через несколько секунд он показался на берегу: его шаг был скованным и оставлял на песке длинные следы. Он спустил лодку на воду, забрался в нее и погреб к себе.
Я открыл конверт и стал читать написанные дрожащим почерком решительные слова.
«Тюрьма форта Корнуолис,
Пенанг
31 июля 1945 года
Мой дорогой сын,
Между нами осталось столько недомолвок, и теперь время распорядилось так, что у нас больше никогда не будет возможности их озвучить.
Поначалу я был очень расстроен твоими отношениями с господином Эндо и японцами. Они – жестокий народ, возможно, кто-то и поспорит, что не более жестокий, чем англичане или китайцы, но я никогда не смогу полностью понять их и их неуместную жестокость. Мое огорчение от твоей близости с господином Эндо немного уменьшилось, когда я увидел, какое влияние он на тебя оказывал. Учись у него, потому что он может многое тебе дать, но решения принимай сам. Не позволяй узам прошлого – или страху перед будущим – направлять течение своей жизни, потому что, сколько бы жизней нам ни предстояло еще прожить, чтобы искупить и исправить свои ошибки, я считаю, что мы обязаны перед богом прожить эту жизнь настолько праведно, насколько это возможно.
Я уже довольно давно знаю о твоей гуманитарной деятельности: отец твоего друга часто сообщал мне о тех добрых делах, которые ты совершал, работая на господина Эндо. И это значит, что в день своей смерти я смогу пройти с гордо поднятой головой, твердо зная, что никто из моих детей – ни один – никогда не выбирал легкого пути; что все они боролись за то, чтобы в эти печальные времена сохранить здравость рассудка, разум и сострадание.
За эти дни мы с господином Эндо много раз беседовали. Я наконец понял, кто он и что он есть и кем был прежде, и думаю, что могу доверить ему свою жизнь. У нас такая разная вера! Но, проведя всю жизнь на Востоке, я считаю, что в его вере есть не одна крупица истины.
Я заключил с ним сделку. Он сообщил, что у него есть возможность добиться помилования только для одного из нас, потому что, судя по всему, ты нанес японцам серьезный урон. Я знаю о твоих просьбах со мной увидеться, но я попросил господина Эндо не разрешать этого, потому что боюсь, что ты поймешь мои намерения.
Ну вот, время на исходе. Я уже слышу толпу снаружи. Я уверен, что впоследствии они тоже узнают о том, чем мы пожертвовали, и простят нас за связь с японцами. Я ни разу не пожалел, что остался здесь защищать наш дом. Мы поступили правильно, и История рассудит нас по справедливости и с благодарностью.
Сын мой, скорби, сколько сможешь, но не очень долго. Я боюсь за тебя и за бремя, которое налагает на тебя долг. Я христианин, но в последние минуты жизни мне искренне хочется верить, что нам всем суждено жить снова и снова и что в какой-то из этих будущих жизней, на дальнем краю рассвета, мне может быть даровано счастье встретить тебя еще раз и сказать, как сильно я тебя люблю.
С огромной любовью,
твой отец».
Я отчетливо услышал его голос, полный любви ко мне, ко всем своим детям. Я облокотился на перила балкона, и внезапно внутренние силы погасли, словно задутое пламя свечи. Внутри меня зияла пустота; я весь задрожал и сжал кулаки, наконец-то отдавшись горю.
Мне пришлось подождать, после ужина в ресторане прошло несколько дней, прежде чем Митико достаточно окрепла, чтобы показать мне, где отец спрятал коллекцию керисов. Теперь она все дни проводила в доме, и я стал уходить из конторы пораньше, чтобы уделять ей больше времени.
– Это было жестоко с моей стороны – показать вам меч Эндо-сана. Я не знала, что им он казнил вашего отца, – сказала она однажды вечером, когда я окончил рассказ о смерти Ноэля.
Мы оба были мрачны. Я столько времени не думал об этом, но помнил все до мельчайшей детали.
– После этого я его больше никогда не видел. Я не знал, что он с ним сделал. Когда после стольких лет он снова оказался у меня в руках, я испытал шок. Мне захотелось, чтобы вы немедленно ушли.
– И что заставило вас изменить решение?
Мне потребовалась не одна минута, чтобы обдумать ответ.
– Я посчитал, что для вашего появления здесь должна была быть причина. И прогнать вас означало бы проявить грубое неуважение к памяти Эндо-сана.
Мне тоже хотелось кое о чем у нее спросить, и теперь мы знали друг друга достаточно хорошо, чтобы я мог это сделать.
– Чемоданы, с которыми вы приехали, – это все, что у вас осталось?
– Да. Я привела в порядок все свои дела. Компания моего мужа – в надежных руках.
– Должно быть, трудно вот так от всего отказываться.
Я размышлял о времени, когда мне придется сделать то же самое. Я уже начал делать необходимые приготовления, чтобы обрезать лишние звенья своей жизни, но все еще колебался, не решаясь на последний шаг.
– Это было необходимо. По большому счету это и есть старость. Начинаешь раздавать накопленное, пока не останутся только воспоминания. В конце концов, что еще нам может понадобиться?
Я тщательно обдумал ее слова, и ответ пришел медленно, но верно.
– Тот, с кем можно разделить эти воспоминания, – сказал я, удивившись сам себе.
На самом деле я никогда намеренно не отказывался обсуждать свои действия во время японской оккупации. Нежелание тревожить застывшие воспоминания и озвучивать их пришло само собой, постепенно зацементировавшись сочетанием чувства вины, утраты, безысходности и уверенности, что никто никогда не сможет понять, через что мне пришлось пройти.
И в этот миг я осознал, что результатом такого положения стала потеря способности доверять, одного из краеугольных камней айкидо. Во время ученичества в Токио я настаивал – всегда, когда это было возможно, – быть «нагэ», тем, кто принимает атаку и контролирует исход поединка. Это противоречило этикету додзё, который требует равного выполнения противоположных ролей. Поэтому я не пользовался популярностью среди других учеников, хотя сам считал свой выбор проявлением сильного характера, которым гордился. Став инструктором, я никогда никому не доверял роль «нагэ» и никогда не был «укэ», тем, кого подбрасывают в воздух, чем я когда-то так наслаждался.
Это понимание, как все и великие и полезные озарения, относящиеся к человеческой природе, было горько-сладким и пришло слишком поздно.
– Я очень ценю то, что вы делаете. И знаю, как это для вас трудно, – сказала Митико, и ее нежный голос ворвался в мои мысли, как птица, низко скользнувшая над гладью пруда.
Я отмахнулся от ее слов.
– От вас тоже потребовались немалое мужество и сила, чтобы приехать сюда. Я рад, что вы это сделали.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments