Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия - Владимир Колотенко Страница 113
Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия - Владимир Колотенко читать онлайн бесплатно
Я давно хотел задать ему свой вопрос, упрекнуть что ли:
– Но ты же убиваешь людей?
– Разве они этого не заслуживают? Люди, и только слепой этого не видит, а ты знаешь это не хуже меня: люди – это враги жизни…
Юра взял со стола зажигалку и привычным движением чиркнул по ней, сотворив маленькое чудо – сизый вьюнок.
– И ты не видишь среди них никого, кто мог бы…
– Вижу. Не слепой. Но, знаешь…
Юра пристально посмотрел мне в глаза, затем:
– Они враги всей планеты Земля, – сказал он, любуясь дрожащим пламенем. – Из-за них в этом мире все наши беды. Уже нет признаков цивилизации – вот что страшно! Они ее уничтожили. А ведь здесь только мы, люди, и среди нас я мало встречал таких, кому можно доверить продолжение рода. Неужели ты этого не видишь?
И словно в подтверждение абсолютной безнадежности добиться от людей понимания, он швырнул зажигалку на стол, чтобы пламя ее больше никогда не вспыхнуло.
– Это тебя шокирует? – спросил я.
– Меня трудно шокировать. Я умею брать нервы в кулак. Первое время было, конечно, непросто.
– Только не говори, что ты не мучился угрызениями совести!
– Я всегда готовил себя делать добро.
– И поэтому ты так жесток!
– Не более, чем племя твоих сослуживцев, умертвляющих стада экспериментальных животных ради познания какой-то надуманной истины. Чушь собачья! Нельзя познать человека через петуха или крысу, экстраполяция результатов на человека – бред сивой кобылы! Марш Мендельсона или корзина роз по-разному воспринимаются годовалым бычком и невестой.
– Возможно, – согласился я, – но, знаешь, твое, так сказать, творчество киллера…
– Ты не поверишь, – перебил он меня, – но это такой креатив!
– Разве?
Он не ответил.
– Но люди достойны лучшей участи, – сказал я, – и отстреливать их, как бродячих собак…
Он только хмыкнул и ничего не сказал. Затем:
– Тогда живи себе и дальше в стране самодовольных уродов и деланных святош. Можешь и дальше холить и пестовать своих кретинов.
Я продолжал наступать.
– Но люди в большинстве своем добрые, и тупо отстреливать…
– Я не боюсь добрых людей, – сказал тогда Юра, – и всегда был справедливым.
Он был готов еще что-то сказать, но раздумывал. Затем все-таки произнес:
– И мне, повторяю, не нужен отстрел, как акт развлечения, как охота, мне нужна смерть как явление. Для ее изучения я отбираю людей, что похуже.
Юра сделал глубокий вдох и затем, глядя мне в глаза, на едином выдохе, чеканя каждое слово, произнес:
– Я вижу всюду заговор богачей, ищущих своей собственной выгоды под именем и предлогом – «для общего блага».
Он по-прежнему смотрел на меня гипнотизирующим взглядом змеи, в ожидании моей реакции на сказанное. Я молчал.
– Это Томас Мор. По-моему, прекрасная формула для оправдания любых телодвижений сытых и жирных, не так ли? Однажды наступил поворотный момент в моей жизни, и тогда я легко смирился…
Я его не узнавал. Таким Юра никогда не был. Каким? – спросил я себя, и ответил: бездушно жестоким! И, пожалуй, ханжой, за-одно и циником. Если ты так легко отбираешь жизни, то мораль всегда найдет себе оправдание в выборе выражений: ты не только жесток и ханжа, и циник, ты, по всей вероятности, и урод. Выродок. Да ты просто животное, овощ, существо без проблеска света в глазах. Сознавать это было ужасно. Я терялся в догадках, и уже не в состоянии был ответить себе: нужен нам такой Юра?
– Слушай, а зачем тебе все это? – спросил я.
Он расхохотался мне в глаза. А потом произнес спокойно:
– Я так юн и еще так любопытен!
За окном послышались крики, затем смех. Когда стало тихо, я сказал:
– Ты, наверное, очень одинок.
– Только среди людей.
Так мог утверждать только тот, кто считал себя единственной и последней инстанцией в вопросах жизни и смерти. Мир людей, по всей видимости, стал для него обузой. У меня появились веские основания утверждать это.
Многое из того, о чем он говорил, я уже знал, но мне нельзя было напоминать ему об этом: он слишком долго ждал такого слушателя, кому мог бы, не опасаясь быть непонятым, не таясь и с мельчайшими подробностями выскрести из себя и разложить на крахмальной скатерти все то, что долгие годы одиночества хранилось в его голове, переполняло все внутренности, въелось в кости и шершавой коркой накипи отложилось на стенках даже самых тончайших сосудов. Он был набит этими знаниями, как сундук бриллиантами. Набит, натоптан, напрессован и заперт. Он был как неразорвавшийся артиллерийский снаряд, ждущий своего часа. Как бомба!.. Атомная…
Юра пересыпал свой рассказ новыми подробностями, не имеющими никакого отношения к тому, что мне было так интересно:
– Пришлось лепить науку из того, что было всегда под рукой. Я разработал проект и сделал пилотный образец своего диагностического аппарата. Это были огромные металлические ящики, напичканные электронными датчиками, полупроводниками, диодами и триодами, ну и всякой необходимой требухой, позволявшей измерять физико-химические, температурные и цветовые характеристики слизистых оболочек, кожи, сердца, мозга, слюны и мочи, и крови, и всего другого, что помогало установить тот или иной диагноз. Ну ты знаешь требования к методам экспресс-диагностики: нетрудоемкость, быстрота и надежность…
Я знал.
– Ты не поверишь, – говорил он.
Я верил.
– Нужны были деньги, – продолжал он, – которых мне крайне недоставало.
– И ты воровал?
– Все воруют.
– Ты не поверишь, как было трудно, – повторял и повторял он, но я верил.
Его невозможно было остановить, и я слушал и слушал. Я вспомнил Аню, когда она точно так же исповедовалась передо мной, и понимал, что нельзя отказываться от роли священника. Откажись я, и его бы это здорово разочаровало.
– И ты купил себе БМВ?
– Я пошел в ресторан и до отвала наелся.
Не знаю, что заставило его доверить мне свои мысли, но он был настолько откровенен, что не стеснялся в таких подробностях, которые большинство людей таят в себе всю свою жизнь.
– Я купил свободу. Это был важный этап в моей жизни. Я обрел независимость, да, я просто летал. Ты же знаешь, как окрыляют большие деньги! Надеюсь, тебе удалось пережить это чувство. И вот что важно: плата за это чудо была такой малой, просто ничтожно малой, такой мизерной… Бац! И все. И все! Я был на седьмом небе. Не скрою – мне доставляла моя работа несказанное удовольствие. Я, что называется, нашел себя, снова открыл себя для себя. Ведь я занимался любимым делом: по-прежнему изучал мир, как ученый, рассматривал его в окуляр. Только это уже был окуляр не микроскопа, а прицела, красивого современного прицела с большими оранжево-фиолетовыми стеклами, сверкающими в лучах улыбнувшегося наконец мне вечернего солнца. Или раннего, утреннего. Единственным отличием было то, что я рассматривал теперь уже не опостылевшую мне жизнь, не рибосомы и митохондрии, «гепы» или «тайты», ты помнишь? не центриоли и ретикулюм, в общем не застывшую, замершую жизнь каких-то там мертвых клеточек, а живую смерть. Ее величество смерть, начало ее начал. Смотришь в эти радостные синие глаза жизни, затем – тюк, и теперь тебе открываются прелести…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments