Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни - Селия Хаддон Страница 11

Иногда я начинала пить в пабе на Флит-стрит с друзьями и знакомыми из журналистского мира и оставалась там до самого закрытия. В таком месте всегда найдется, с кем покутить. В те времена журналисты работали до самого утра. Они могли выйти из редакции в любое время, и им нужно было выпить. В те дни редакции почти всех газет располагались очень близко друг к другу. Флит-стрит напоминала сообщество племен, принадлежащих разным газетам. В каждом пабе существовали свои завсегдатаи. В «Белом лебеде» (мы называли его «Грязной уткой») и в баре «Борона» собирались печатники, а пабы за ним облюбовали журналисты Daily Mail. «Король и ключи» и «Фальстаф» были вотчинами Daily Telegraph. «Белый олень», который чаще называли «Удар в спину», считался пабом Daily Mirror, а парни из Express любили напиться в «Альбионе».

Журналисты употребляли много алкоголя, но я ухитрилась скатиться еще ниже. Иногда я приходила в себя в чужих домах. Ранним утром я выходила на очередную лондонскую улицу, ища табличку с ее названием, чтобы хоть как-то сориентироваться. Порой я не могла вспомнить, как сюда попала и что происходило накануне вечером. Я стыдилась расспрашивать собутыльников. Лучше было ничего не знать.

Иногда по каким-то намекам и мелочам я могла припомнить, что со мной было прошлым вечером. Когда я, например, нашла спички из клуба «Плейбой», то вспомнила кроликов «Плейбоя», подавших мне какую-то еду. Поскольку я не была членом этого клуба, то, наверное, меня кто-то туда привел. Я заглянула в сумочку. Судя по всему, я не играла, потому что деньги остались в кошельке. До сих пор не знаю, кто привел меня туда и зачем.

Общество других выпивох всегда приятно успокаивало. Несчастье любит общество – зависимость тоже. Помню один вечер, начавшийся в «Эль Вино». Моими спутниками были известный политический комментатор и не менее известный редактор. Мы отправились в ресторан ужинать. Утром редактор позвонил и спросил:

– Ты не знаешь, кто платил за ужин? Я помню только, что мы с тобой были слишком пьяны для выписки чека.

– Не помню, – призналась я. – Все плывет…

Так я завуалированно дала понять, что у меня произошла настоящая алкогольная амнезия. Я вообще ничего не помнила – даже как назывался ресторан, но звонок меня успокоил. «Вот и славно, – подумала я, – не одна я такая».

В пьяном виде меня часто посещали странные мысли: «Врезать ему или просто послать к черту?» Я однажды даже ударила Ронни в состоянии страшной воинственности. Мы поссорились, я начала кричать, а потом подошла и несколько раз ударила мужа в грудь кулаками. Надо отдать ему должное, ведь даже в такой ситуации мужчина не поднял на меня руку. Он просто схватил меня за плечи, приподнял и хорошенько потряс.

– Прекрати это, – сказал он очень спокойно.

Я тут же прекратила.

Вспоминая прошлое, я не понимаю, почему он меня не бросил. Когда Ронни был в Лондоне, он присматривал за мной. Помню, как муж останавливал машину у обочины, когда меня начинало тошнить. Он отвозил меня домой, когда становилось ясно, что я вот-вот отключусь. Ронни ввязывался в драки, когда я слишком громко кого-то оскорбляла в алкогольном угаре, но никогда не ругал меня за это безумное поведение.

Почему? Наверное, муж просто меня любил.

Возможно, это было как-то связано с его отношением к жизни. Ронни можно назвать отъявленным циником или, скорее, реалистом. Он считал, что у людей есть своя голова на плечах, а непрошеные советы – пустая трата времени и сил. До нашего знакомства Ронни двадцать лет проработал корреспондентом в Париже и усвоил там чисто французское отношение к сексу и браку.

В конце концов, я была его третьей женой, а он – моим вторым мужем. Мы не были святыми, и никто из нас не представлял, что такое «пока смерть не разлучит нас». Возможно, сексуальная верность не играла никакой роли – у нас ведь уже были другие партнеры. Внимание, доброта и товарищество – вот самое важное.

Но даже этого я не могла ему дать. Я стала отъявленной эгоисткой, грубой и порой чудовищно жестокой. Расскажу вам об одном случае, который показывает, насколько ужасно я вела себя по отношению к любимому мужчине, и ведь я действительно любила Ронни!

Мой муж находился в Омане, делал репортаж о терроризме, захлестнувшем в те годы эту страну. Вместе с другими журналистами он вылетел на вертолете в зону действия британских десантников, помогавших армии султана. На обратном пути их вертолет разбился в пустыне.

Позже Ронни сказал мне:

– Когда вертолет падал, нарезая круги, я думал о тебе. Я даже попытался написать записку, чтобы ты знала о моей любви…

К счастью, никто не погиб. Все выбрались живыми, но получили тяжелые травмы. Ронни особенно сильно пострадал. Его доставили в Англию на военном самолете и поместили в госпиталь военно-воздушных сил в Уилтшире. Я приехала навестить мужа, а через несколько дней его перевели в лондонскую больницу имени короля Эдуарда VII. Первые две недели я навещала его почти каждый день, но потом узнала неприятную новость: Ронни придется провести в больнице еще месяц.

– Я не смогу навещать тебя, – заявила я ему. – Сидеть здесь страшно скучно. Я встречу тебя дома.

Это воспоминание до сих пор меня мучает. В следующем месяце я каждый вечер проводила на вечеринках, хотя мой мужчина находился на больничной койке.

Даже его серьезная болезнь не помешала моему алкоголизму. Спиртное было важнее всего, даже собственного мужа.

Впрочем, Ронни не слишком страдал в Офицерском госпитале имени короля Эдуарда VII, как он сегодня называется. Обстановка в палате с тремя соседями, включая виноторговца, была очень свободной. В холодильнике дежурной сестры у них всегда хранилось шампанское к обеду. В их распоряжении всегда имелись снотворное, лед и виски, так что господа офицеры не скучали.

Поскольку я не собиралась навещать Ронни, он решил выбраться в бар «Эль Вино» на Флит-стрит, чтобы пообщаться с приятелями. Как-то ему удалось уговорить больничное руководство, и мужа привезли в бар на носилках. «Такого никогда еще не случалось, – вспоминал бармен. – И не случалось с тех пор!» Я узнала об этой эскападе гораздо позже, так как слишком увлеклась собственным пьянством, чтобы думать о происходящем с Ронни.

Конечно, в те дни у меня не было никаких кошек. Если я к собственному мужу относилась подобным образом, то что могла сделать с животным?! Мой мужчина оставался рядом, но, думаю, никакой сознательный кот в подобном доме не поселился бы.

Я забыла обо всех своих интересах. Я перестала читать. Целыми вечерами я пила, поэтому на книги просто не оставалось времени. Я не смотрела телевизор по той же самой причине. Несколькими годами раньше я начала интересоваться старинной классической музыкой, но и это осталось в прошлом. У меня не было ни хобби, ни интересов. Только работа и пабы.

С течением времени мое поведение становилось все хуже и хуже. Как-то вечером я очнулась с разбитыми локтями. Из ран текла кровь, смешанная с каменной крошкой. Я понятия не имела, как это случилось. На следующий день соседка сказала, что вечером нашла меня валяющейся в канаве, помогла подняться на ноги, открыла входную дверь моими ключами и уложила в постель, где я и отключилась.