Убить двух птиц и отрубиться - Кинки Фридман Страница 11

Я налил себе чашку кофе. Закурил. Встал у окна и посмотрел на дождь. И о чем бы стал писать, если бы действительно начал это делать? — спросил я сам себя. Клайд, безусловно, была бы прекрасной героиней для романа. Не говоря уж о Фоксе. Но насколько я знаю этих людей? Где заканчиваются Клайд с Фоксом и где начинается игра моего воображения? Я стоял у окна и смотрел на дождь. Когда живешь в полуподвальной квартире, не видно, откуда идет дождь. Видно только капли, разбивающиеся о тротуар.

Прошло два часа, а я все еще смотрел в окно. Они не шли, и это не могло не нервировать такого пунктуального человека, как я. Я выпил еще одну чашку кофе, выкурил еще сигарету, и все думал и думал о них. Это занятие стало теперь для меня самым обычным: с тех пор, как они появились в моей жизни, я только и делал, что о них думал. Кто они друг другу? Пара в общепринятом смысле этого слова? Ответа я не знал, но понимал, что вопрос сам по себе дурацкий: в них вообще не было ничего общепринятого. У них не было никаких общепринятых представлений о том, что такое время, деньги, законы. И кроме того, они совершенно бессовестно стреляли у меня сигареты. Так что же я находил в них такого интересного, даже завораживающего, и даже, осмелюсь сказать, вдохновляющего? Я не знал. А может, и знал, но просто сдерживал себя, не давал себе ответа.

Через несколько секунд раздался звонок в дверь. Я нажал на кнопку домофона, и еще через мгновение Клайд ворвалась в квартиру и заключила меня в такие объятья, каких, надо думать, мы оба не ожидали. Ее лицо, волосы, одежда были мокры от дождя, и к тому моменту, когда мы оторвались друг от друга, я тоже был весь мокрый. Я мигом ожил, словно ее влажная теплота захлестнула меня, очистив мою душу и смыв с нее всю мировую скорбь. Теперь-то я видел, откуда падают капли воды.

Все эти ощущения, разумеется, были очень смутными. Как человек практичный и методичный, я и мысли не допускал, что могу влюбиться в Клайд. Фокс, который вошел следом и увидел наши объятия, видимо, тоже в это не верил. Даже не побеспокоившись пожать мне руку, он направился прямо к кофеварке и без спросу налил себе чашку кофе. Потом он обернулся ко мне и произнес то же, что и в последний раз, когда мы расстались у «Беннигана»:

— Закурить есть?

Я дал ему сигарету. Потом дал прикурить.

— Терпеть не могу быть стрелком-автоматчиком, — сказала Клайд, — но мне всегда хочется того, что получает Фокс.

Я дал сигарету и ей. Потом дал прикурить. Когда я поднес спичку, она придержала мою руку за запястье, а прикурив, нежно провела пальцем по моей ладони и подмигнула, — как уже делала раньше.

— А мне хочется того же, что достается Клайд, — сказал Фокс.

Мы обернулись к нему и увидели, что он стоит спиной к нам у окна и смотрит на дождь.

— Не обращай внимания на Фокса, — сказала Клайд. — У него бывают приступы меланхолии. В сущности, он такой же, как и все мы, жители этого гребаного мира. Только хочет он того, чего не бывает.

— Как раз сейчас хочу еще одну сигарету, — сказал Фокс капризным тоном.

— Ну, это желание исполнить просто, — сказала Клайд, подозрительно посмотрев на его неподвижную фигуру у окна. — Уолтер, дай ему еще одну.

Я подошел к окну и дал ему сигарету. Фокс взял ее, даже не взглянув на меня.

— Спасибо, — сказал он. — Огонь есть?

Я поднес ему спичку, а он придержал мою руку, вцепившись в запястье, как Клайд, только гораздо сильнее. Рука у него была, как орлиная лапа, когтящая добычу.

— Мы не теряем в жизни только то, — сказал Фокс, — чему даем выскользнуть из рук.

С этими словами он отпустил мою руку, и я увидел у себя на запястье красный след.

Впрочем, этот след скоро исчез.