Головастик и святые - Андрей Филимонов Страница 11

– Я живая. Забери меня отсюда!

25. Москва. Кризис

Меня зовут Adam Maria. Можно просто Адам. Или просто Мария. Я так давно купаюсь в великом и могучем, что легко делаю русские шутки. Рецепт прост. Назовите женщину мужским именем (Лев Маргаритыч), а мужчину – женским, и все будут долго смеяться. Как тот молодой писатель в кооперативном туалете на Пушкинской площади в начале девяностых годов. Мы нюхали кокаин из одной мыльницы, он спросил, как меня зовут, я ответил: просто Мария. Писатель от хохота чуть не расквасил нос об умывальник.

На самом деле я здесь по любви. Приехал двадцать лет назад и заторчал, увидев страну без правил, где всё позволено и на каждом шагу счастливые люди. Только это тайна. Тс-с! Они в этом никогда не признаются. Русские очень застенчивы и скрытны насчет детского состояния их ума.

До начала мирового кризиса в Москве было прекрасно. Просто zajebiste. Я продавал статьи в польские и немецкие газеты, продавал шутки опустившимся кавээнщикам, держал музыкальный киоск на Винзаводе. Отличное было время. Я даже написал книгу о моих дедушковатых кузенах, которые окончили свои дни, врачуя и учительствуя в сибирской ссылке в девятнадцатом веке. Странная оказалась карма у моих предков – сначала немного пострелять в русских солдат, а потом, всю оставшуюся жизнь, лечить в Сибири язвы и лихорадки, учить математике и французскому. Они были огромные свободолюбивые оригиналы. А какие письма они посылали в Варшаву из-за Урала!

Я замечательно проводил время, общаясь с воинственными духами дружинников Мерославского и добрыми демонами растафарианского пантеона. Как вдруг наступил две тысячи очередной год, и – pìzda. В польском ударение падает на первый слог, но сути дела это не меняет. Кризис взялся из ниоткуда, как шаровая молния из розетки. Бизнес накрылся. Жировые отложения растаяли. Русская жена любит значительно меньше, чем раньше. Дочь допытывается, почему мы не собираемся на Бали этой зимой? Книга закончена, но никому не нужна. Я выложил текст в Интернет. Кто мог подумать, что на него клюнет отец Роман? Этот удивительный отросток древа жизни.

26

Дело было вечером, делать было нечего. Только курить бамбук в полном тумане жизненных перспектив. Как вдруг прилетает мэйл из Львова: некий священник, Роман Скороговорко, видит сны о Сибири и разыскивает компаньона для путешествия. Цель поездки: отыскание праха блаженных монашек, замученных НКВД. Требуется человек, отважный и трезвый, владеющий пером и лопатой, согласный на небольшой гонорар.

Я загуглил, кто есть пан? Оказалось, он настоятель униатской церкви в Галиции. Духовидец. Член общества экзорцистов. Коллекционер святых мощей. В общем, некто из средневековья. Мой абсолютный антипод. Меня с детства воспитали в том духе, что религия – это смешно. Но даже смеха ради никогда никто из нашей семьи не ездил в Ченстохов. Мой дедушка, знаменитый сексопатолог, коллекционировал пикантные истории о нарушении целибата. Рассказывал анекдоты о том, как занимается сублимацией епископ Войтыла. Рисовал антиклерикальные шаржи, которые висели у него в кабинете, о чем некоторые импотенты доносили Службе безопасности. Нет, дедушка не одобрил бы идеи записаться в пилигримы.

Однако у господина фанатика, отца Романа, водились деньги, благословленные тем самым Войтылой на розыск мощей инокинь, сгинувших в мясорубке ГУЛАГа. Поехать на Восток за счет Святого Престола было ужасно заманчиво.

Пан Скороговорко прибыл в Москву. Мы встретились – поговорили. Он прочел мне целую лекцию о том, как после Второй мировой Сталин преследовал униатскую церковь. Униаты, если я правильно запомнил, это православные, которые признают власть Римского Папы. С точки зрения Сталина – шпионская сеть. Тираны относятся к подобным вещам серьезно. Всякое зарубежное финансирование разжигает их паранойю. Вождь распорядился перевербовать чужих агентов. Греко-католикам объяснили: или подчиняетесь московскому патриарху – он наш проверенный товарищ, – или едете в лагеря. Тех, кто не покорился воле Великого и Усатого и продолжал собираться на свои униатские молитвы в местах отдаленных, всех до одного арестовали и отправили в места еще более отдаленные – в Сибирь. А чего они ждали?

Отец Роман ответил, что ничего не ждали. С момента прихода Красной армии в Западную Украину они только молились и терпели. Сначала на родине, потом в ссылке, где им были совсем не рады. Крестьяне Нарымского края отказывались пускать в свои дома пришельцев, и тем приходилось жить в землянках, на сеновалах, в хлеву вместе со скотом. Кроме того, их заставляли каждую неделю являться в комендатуру к этим ужасным чекистам. Наверное, это был кошмар, сказал о. Роман, признавшись, что сам когда-то проходил собеседование в первом отделе Одесской семинарии.

Слушая его рассказ, я подумал, что импотенция товарищей из Политбюро ПОРП, о которой знали только они и мой дедушка, надежно защищала нашу семью от проникновения в нее органов безопасности. У меня была счастливая диссидентская юность, сколько угодно антисоветской литературы и возможность участвовать в психоделическом семинаре Станислава Лема. Там, конечно, тоже водились доносчики, но штука в том, что под кислотой даже стукач становится человеком. Впрочем, это к делу не относится.

А дело заключалось в том, что несколько лет тому назад папа Иоанн Павел II посмертно вознаградил репрессированных монахинь, сестер Олимпию и Лаврентию, причислив их к лику блаженства за молитвенный подвиг и ангельское смирение. Сестры почили в бозе от туберкулеза в глухой сибирской деревне в пятьдесят первом году. Интересно, почему Папа вспомнил только этих двоих? Другие непокорные униаты тоже хлебнули горя под комендатурой. О. Роман признался, что никогда не позволял себе рефлексировать по поводу воли понтифика. ОК! Я тоже не буду ломать голову. Когда имеешь дело со спецслужбами и религиозными организациями – искать логику бесполезно.

В конце интервью я поинтересовался, почему выбор святого отца пал на мою кандидатуру? В ответ пан Скороговорко напустил мистического тумана, сказав, что некоторые вещи трудно объяснить вот так сразу. И предположил, что я все пойму, когда мы окажемся там. Если, конечно, меня устраивают условия договора.

Альтернатив не просматривалось. Мы ударили по рукам и отправились в магазин примерять энцефалитные маски для экстремалов.

Через месяц я оказался в самолете авиакомпании «Сибирь». Потом в жуткой гостинице, где по коридору бродили кривоногие проститутки в спортивных костюмах, а отец Роман кричал во сне, как будто смотрел финал ЧМ по футболу.

27

– Вы поедете на бал? – спросили у него. Он ответил: да – и взошел на крыльцо дома с колоннами, где гостей встречала высокая и молодая, черноглазая и немного раскосая краля в мужском пальто. Кого она целовала, те сразу увядали.

Взглянув на него, хозяйка произнесла с надменной улыбкой: еще не время. Слуга в белом провожает гостей сквозь анафему комнат в огромную залу, где над входом идет дождь, а в дальнем углу светит ясная луна.

Там припаркованы экипажи. Он узнает «мерседес» принцессы Ди и авто Фердинанда. Погладил золотую лошадку, у которой над хвостом красуется номерной знак с циферками из драгоценных камней. Играет музыка, сладкая смесь вальса и черного блюза. Мужчина лет тридцати пяти внезапно обнял его и прошептал: дякую за вашу заботу о моем теле! Он испугался, оттолкнул незнакомца, протиснулся между танцующих пар к дальней стене, где на грубой, не подходящей к богатому интерьеру скамье сидит маленькая женщина. Она закашлялась, он протягивает ей белый платок, женщина прижимает платок к губам.