Лёка. Искупление - Эдуард Верин Страница 11

Позже, уже после окончания университета, была попытка заработать квартиру – наследство одинокой старушки. Договор был простой – Димка с Лёкой ухаживают за старушкой до самой смерти, кормят-убирают, лечат-развлекают, а она за труды завещает им квартиру. Квартира у старушки была прекрасная – с окнами, выходившими на красивейший парк. Димка прикидывал, что после смерти старушки квартирку можно будет выгодно продать. Денег должно было хватить и на скромное жилье на окраине, и на открытие какого-нибудь бизнеса.

В то время Лёка уже работала в поликлинике. Вдоволь навозившись с кровью, мочой, мокротой и калом, она после смены неслась к старушке, мела полы, мыла посуду, стирала белье, готовила еду. Старушка оказалась покладистой и почти не капризной. Правда, она обожала долгие рассказы о пережитом ею в войну, а также все склоняла Лёку и Димку к уринотерапии ^[1].

Про войну Димка и Лёка слушали вполне охотно – некоторые истории, рассказанные бабушкой, были поинтереснее кое-каких военных фильмов. От уринотерапии решительно отказались. Лёка – на правах дипломированного физиолога – даже прочла бабушке лекцию о том, что пить мочу это не только отвратительно, но и вредно. И в комнатах иной раз воняет так, что никакие освежители воздуха не помогают! Бабушка, кажется, не поверила, но приставать перестала.

В общем, дело шло. Димка покрасил белой краской древние батареи и поменял петли в полуразвалившихся шкафах. Уже купили новые обои, чтобы поклеить их и обновить стены, но тут грянул гром.

Старушка оказалась не совсем одинокой. Выяснилось, что у нее была сестра, с которой они рассорились лет тридцать назад. Сестра давно скончалась, но остались племянники, о которых старушка почему-то не упоминала. Племянники, прослышав, что прекрасная квартира у живописного парка может достаться неизвестно кому, приехали, навезли подарков и вмиг с престарелой тетей помирились. Лёку и Димку, разумеется, выставили вон. Бизнес провалился. Обои потом поклеили у себя в общежитии. Вот они до сих пор и красуются на стенах как напоминание о несбывшихся мечтах!

А потом Димка пошел в столяры. Приятель работал на фирме, которая делала двери и окна, и ему нужен был помощник. Сказал, что всему научит. Лёка тогда над Димкой посмеялась – какой из него столяр? Он даже шнурки как следует не смог научиться завязывать – всё они у него развязывались.

Но дело пошло. Димка быстро овладел этим ремеслом и вскоре уже хвастался Лёке, какие он сделал прекрасные двери да как ловко вставил заказчику новое окно.

И вот тогда Лёка его возненавидела. За то, что он оказался таким счастливым в этой, как по ней, недостойной профессии. За то, что отказывался искать другую работу. За то, что не хотел дальше расти. За то, что не собирался ничего менять.

Столяр Димка приносил домой неплохие деньги и начал поговаривать о том, что нужно бы откладывать на будущую собственную квартиру. А Лёку коробило от его довольного лица. Да, конечно, любому человеку нравится заниматься тем, что у него получается, и в том, что Димка был счастлив в столярной мастерской, не было ничего необычного. Но во время все чаще случавшихся приступов злобы Лёка шипела себе под нос:

– Столяр! Простой столяр, блин!..

Да, конечно, многих других женщин устроил бы такой супруг, как Димка – любящий, добрый, не ленивый, непьющий! Но Лёке этого было мало. Она очень любила американский фильм «Форрест Гамп» про честного, хорошего, доброго парня-дурачка и прекрасно понимала главную героиню Дженни. Добряк Форрест любил ее всю свою жизнь, но она только на смертном одре согласилась быть с ним. Очень трудно, знаете ли, смириться с тем, что твоя судьба – добрый, хороший, но слабоумный человек! Особенно угнетало Лёку понимание того, что ради любви к Дженни киношный Форрест стал бы умным, если бы только мог. А Димка не собирался становиться успешным (по Лёкиным меркам) ради любви к ней! Мог, но не хотел! Обидно и досадно.

Пока Димка искал свое место в жизни, было не ясно, выйдет из него «принц» или нет. А когда нашел, стало очевидным – не выйдет. Для Лёки согласиться всю жизнь прожить с обычным столяром казалось крушением всех честолюбивых надежд! Да, конечно, она уже была не наивная семнадцатилетняя девочка, которая считала, что весь мир только и ждет, чтобы упасть к ее ногам. Но жена столяра – это не просто не журавль в небе. Это даже и не синица в руке, а так – плюгавый воробушек. Ради этого не стоило уезжать из Штыбова.

И Лёку понесло. Скандал следовал за скандалом – по малейшему поводу, чуть ли не каждый день. После одной грандиозной ссоры на пустом месте Димка собрал вещи и ушел. Лёка была уверена, что он вскоре приползет к ней – мириться. Но он не приполз. Он вообще после этого случая ни разу не постучался в ее дверь.

Зато начал сниться – не реже чем раз в неделю. За эти сны Лёка себя ненавидела. И дулась на то, что он не приходил. Нет, она ни в коем случае не приняла бы его назад! И все же он не приходил, и от этого Лёка чувствовала себя совсем несчастной.

4

Повалявшись и погрустив с полчаса, Лёка заставила себя встать – было кое-что для поднятия настроения!

Она тщательно поправила на кровати покрывало, затем достала из пакета огромный ананас. Вкуснее был бы торт, но скотина Краснокутский прав – она начала полнеть, а двадцативосьмилетняя толстуха «принца» уж точно не найдет! А от ананасов вроде бы даже худеют. Поэтому именно ананасом Лёка собиралась отметить свои десять лет в Большеграде. Десять лет огромных, сияющих, обманутых надежд!

Отмечать предстояло в совершенном одиночестве, но в эту минуту она была даже рада, что у нее нет друзей. Не хотелось перед ними выворачивать душу наизнанку и, выпив сто грамм, плакаться, что жизнь не удалась. Нет, уж лучше сама с собой.

Вот так… И все же интересно – почему в Большеграде она не смогла ни с кем подружиться? Разве что с Талькой, но об этом не хотелось вспоминать. Все друзья остались там, в Штыбове. Снежка вроде бы вышла-таки замуж за своего Костеньку. Когда они виделись в последний раз? Семь лет назад? Или восемь? Уже и не вспомнить. Вот Снежка злорадствовала бы, если бы могла посмотреть на Лёкину жизнь! А Вася Шишкин не злорадствовал бы. Но где он, Вася-то?

Лёка аккуратно нарезала ананас, потом достала из холодильника початую бутылку грузинского вина. Она любила кислые вина и не стеснялась выпить бокал-другой в одиночестве. После ухода Димки она стала часто прикладываться к бутылке с вином. Ей иногда приходило в голову, что это может когда-нибудь вылиться в нехорошую привычку, но это все потом.

Лёка наполнила бокал, села за стол, но потом встала, решив все-таки переодеться в домашнее. Десять лет в Большеграде – это, конечно, классно, но очень не хотелось отстирывать винные пятна с одежды. Ручная стирка – это так ужасно! И кожа на руках портится. Хорошие кремы для рук влетают в копеечку. Вот бы заиметь машинку-автомат! Только куда ее поставить, в общежитии-то?