Шахматистка - Бертина Хенрикс Страница 11

Сделав несколько глотков, Катерина спросила:

— Но зачем тебе это нужно?

Элени сразу не нашлась, что ответить. Немного подумав, она сказала:

— Мне нравится.

Элени прекрасно понимала, что это далеко не все, что надо было бы сказать. Она могла бы описать странное ощущение, возникающее у нее всякий раз, когда она садится за шахматную доску, — ощущение, что она переходит в совсем другой мир. Она могла бы рассказать о том, как в самый разгар партии наступает момент, когда она начинает отчаянно биться с противником, которого ценит за силу и опыт, о сообщничестве двух игроков, примеривающихся друг к другу, о странной близости между ними, которая изолирует их от остального мира. Она бы с удовольствием рассказала об удивительных возможностях королевы и слабости короля… Но ничего этого она не сделала.

Даже если бы она умела складно говорить, ей бы все равно не удалось убедить Катерину, которая видела лишь внешнюю сторону игры: шахматная доска, поделенная на клетки, белые и черные фигуры и два человека, которые часами о чем-то думают, а потом молча, с очень серьезным видом эти фигуры передвигают.

Элени хотелось бы рассказать об элегантных парижанках, которые играют в шахматы со своими мужьями, но она была почти уверена, что этот рассказ ни в чем не убедит Катерину.

Глядя на подругу, Элени догадывалась, что Катерина воспринимает все, что с ней, Элени, происходит, как отказ от того мира, в котором они жили всегда и который в глазах Катерины незыблем, точно скала в Эгейском море. Ни в коем случае нельзя менять своих привычек, нарушать обыденный ход вещей, ведь на этом только и стоит вся твоя жизнь.

Заговори Элени о парижанках, она совершила бы и вовсе непростительную ошибку — выдала бы свои сокровенные мысли, которые иногда, в совсем уж безрадостные дни, навязчиво вертелись у нее в голове.

А потому Элени молчала и только улыбалась. Желание говорить о своей большой победе уже не было таким острым. Она ни словом не обмолвилась об учителе — значит, не могла рассказать и о выигранной партии.

Катерина попробовала было разузнать поподробнее, но, видя, что подруга не склонна вдаваться в детали, переменила тему. Она заговорила, по своему обыкновению, о последних сплетнях, благо Элени была совершенно не в курсе событий.

Поговаривают, у Никоса дела идут не очень хорошо. Его молодая жена слишком много тратит. А для чего она каждый месяц отправляется в Афины, как не за покупками? Разумеется, она уверяет, что ездит по делам, для ресторана, но люди-то не дураки… Кроме, может, самого Никоса, насмешливо добавила Катерина.

По городу ходят слухи, что дочка Йоргоса беременна. Пока еще ничего не видно, но скоро уже не скроешь. Кто отец — узнать трудно, она ведь путалась с кем попало.

Катерина наблюдала за реакцией Элени — ее, похоже, не очень-то впечатлило это известие. Элени слушала с отсутствующим видом, потом ответила, что, конечно, лучше дождаться, когда беременность станет очевидной, а потом уж строить гипотезы. Непривычное слово “гипотезы” вырвалось у нее само собой. Может, она слышала его от учителя, а может, оно всегда сидело у нее в голове, в дальних уголках памяти, и только ждало случая, чтоб вырваться наружу. Элени и сама не понимала. Реакция Катерины не заставила себя ждать — хозяйка удивленно взглянула на подругу и рассмеялась:

— Как-то ты говоришь чудно, дорогуша моя.

Элени смутилась, но виду не подала. Она тоже рассмеялась и ответила:

— Ты права, странное слово. Я, наверное, по телевизору его слышала.

Разговор продолжался, Элени оживилась и рассказала три анекдота, слышанные в гостинице. Подруги болтали почти так же задушевно, как прежде. Катерина даже налила себе и Элени по стаканчику анисовой водки, и они выпили за встречу.

Примерно через час Элени засобиралась домой: ее ждал Панис. В дверях подруги поцеловались, пообещав друг другу в ближайшее время опять встретиться.

Выйдя от Катерины, Элени с грустью подумала: “Напрасно я разоткровенничалась. Как глупо вышло! Понятное дело, победа в шахматной партии интересует только того, кто сам играет”. Надо смириться с одиночеством. Она начинала в одиночестве — так же придется и продолжать. Единственный ее собеседник — учитель, которого послало Небо, сжалившись над ней.

Когда Элени ушла, Катерина вымыла посуду и принялась готовить себе ужин. “Играть в шахматы! — недоумевала она. — Это ж как надо помирать со скуки, чтобы придумать такое!” Она вдруг представила себе Элени, с ее высветленными прядями и натруженными руками, склонившуюся над шахматной доской, — и прыснула со смеху. “В конце концов, хоть посмеяться можно ”, — подумала она, чистя картошку.