Черное и серебро - Паоло Джордано Страница 11

Бедная, неразумная синьора А.! Ты поддалась на обман, смерть подшутила над тобой, а до смерти – болезнь. Где картины, которые ты прятала за ширмой? Долгие годы ты не решалась на них взглянуть – не дай бог, запылятся. Ширма тоже исчезла, небось валяется на каком-нибудь сыром складе, завернутая в целлофан и водруженная на грузовой поддон. Нужно всегда думать о будущем, синьора А., всегда! Ты часто хвасталась своей мудростью, хвасталась тем, что тебя всему научил жизненный опыт, но, к сожалению, опыт тебя подвел. Нужно было все хорошо продумать: твоя практичность не спасла ни тебя саму, ни твое имущество. Смерть не избавляет нас даже от простой оплошности, не извиняет самый невинный проступок.

Стол мы поставили на кухне. Эмануэле узнал его, обошел вокруг, не дотрагиваясь, словно спрашивал, по какому пространственно-временному туннелю стол переместился к нам из дома синьоры А., то есть из прошлого. В первый вечер было странно ужинать, сидя за этим столом, мы не привыкли к холоду мраморной столешницы, к ее гладкой поверхности, которой касались наши руки. Светлый мрамор отражал искусственный свет, внезапно вся комната словно наполнилась сиянием.

– Нужно ввинтить лампочку послабее, – сказал я.

– Точно, – рассеянно ответила Нора. Потом прибавила: – Тебе не кажется, что она сидит с нами за столом?

Буфет не помещался: он был слишком длинным и слишком громоздким для кухни нашей городской квартиры. Мы решили перетащить его в подвал, пока не придумаем ему нового применения, хотя надежды на это было мало. Однажды утром, когда я спустился вниз, чтобы протереть буфет и нанести средство от древесных жучков, я увидел, что по углам у него лежит тонкий слой пыли. Распахнув верхние створки, я обнаружил, что внутри буфет обклеен газетными вырезками, и на каждой ручкой подписана дата: 1975 или 1976 год. Ренато был еще жив, но тяжело болел. Насколько мне известно, синьора А. получила буфет от тетки Ренато, вероятно, на свадьбу.

Я пробежал глазами названия статей, пытаясь понять, по какому принципу их отбирали:

Подлый заговор, арестован офицер полиции.

Засуху в Китае вызвали Пентагон и ЦРУ?

Корпорация ITT признала, что финансировала свержение Альенде ^[2].

Муниципальное жилье будут отапливать энергией солнца.

Миллиардная зарплата президента косметической фирмы.

Сан-Джорджо: вонь от свалки.

Ей 50, а ему 67: «Любовь с первого взгляда».

Казалось бы, статьи – их было десятка четыре – ничего не объединяло. Единственное, что было очевидно: отбирала их не синьора А. (сомневаюсь, что она ясно представляла себе, где находится Куба, и что Пентагон ассоциировался у нее с чем-то иным, кроме геометрической фигуры, имеющей пять сторон). И все же, переводя взгляд с одной створки буфета на другую, со статьи на статью, я заметил, что их можно отнести к определенным категориям, к узкому кругу тем. Я пересчитал статьи, разделив по темам. Поразительно, но в итоге первое место заняли вырезки, в которых говорилось про ЦРУ, ФБР, про сложные отношения между США и Фиделем Кастро. Синьора А. никогда не упоминала, даже во время наших последних разговоров, о том, что Ренато интересовали политические интриги. Зато створки буфета рисовали мне человека, одержимого заговорами: приклеивая рядом эти вырезки, он, возможно, пытался выстроить с их помощью общую картину и разоблачить обман – сети, которые расставило ему общество. А может, за этим стояло нечто большее, может, Ренато сотрудничал с секретными службами (синьора А. всегда описывала его как человека непредсказуемого, прожившего одновременно несколько жизней и оттого особенно интересного), но вряд ли сотрудник разведки станет наклеивать статьи про ЦРУ в кухонном буфете.

В обведенном фломастером прямоугольнике приводился список десяти крупнейших фирм мира – по данным на 1973 год. «Крайслер» занимал пятое место. Знай Ренато, что случится потом, когда «Крайслер» практически уничтожат и теперь им командует его, Ренато, соотечественник, он бы решил, что Земля стала вращаться вокруг своей оси в обратную сторону.

Если бы однажды нашу с Норой мебель выставили на аукцион, если бы ее обнаружили под пеплом после извержения вулкана, на ней не осталось бы или почти не осталось наших следов – разве что каракули Эмануэле, напоминающие наскальную живопись того времени, когда он, вооружившись фломастерами, пытался разрисовать весь дом. Археологи будущего не нашли бы ни одной фотографии: все наши немногочисленные фотографии хранятся на жестком диске компьютера, но, когда его обнаружат, он задолго до этого выйдет из строя. У нас с Норой странная тяга к иконоборчеству: мы ничего не храним, не пишем друг другу письма или записки (разве что списки того, что купить в супермаркете), в путешествиях мы не покупаем сувениры – по большей части безвкусные и одинаковые во всех странах света, а с тех пор, как у нас в квартире побывали воры, мы не храним золото и украшения – у нас их просто нет. Прожитое нами время мы доверяем крепкой памяти – нашей собственной и кремниевой памяти материнской платы. Нет, мы с Норой тоже не думаем о будущем. У нас даже нет свадебного альбома, ты представляешь? А ведь однажды, когда день свадьбы останется в далеком прошлом, нам наверняка захочется пережить его снова, хотя бы с помощью фотографий.

Археологи, которые придут и откопают наш дом из-под пепла, обнаружат лишь металлические детали твоей необыкновенной мебели и далеко не сразу восстановят ее облик, они найдут несколько полезных предметов, но не увидят никаких украшений, даже в комнате Эмануэле, в которой год от года все меньше игрушек и красок, потому что все, что ему дорого, теперь вмещается в схему портативной консоли. Остается лишь гадать, что́ может рассказать этим археологам о том, как в этих комнатах жила молодая пара, а потом семья, когда все вместе они были счастливы, по крайней мере, долгое время.

А если вдруг в результате длительного процесса окаменения сохранится какой-нибудь обрывок газеты из тех бумаг, которые мы складываем и от которых мы не успеем избавиться, то археологи, просмотрев названия статей, как я просмотрел названия вырезок в буфете синьоры А., наверняка решат, что мы жили в новое Средневековье, на очередном рубеже тысячелетий – в мрачное и скупое на обещания время. Хотя может быть иначе: может, наше время кажется тяжелым и неспокойным для нас, так же как для Ренато казалось тяжелым и неспокойным его время: мы все легко поддаемся внушению, всякая эпоха содержит в себе пугающее обещание катастрофы.