Цветы на чердаке - Вирджиния Клео Эндрюс Страница 11

Я тоже была одаренной девочкой, не в такой степени как Кристофер, но все же.

Я с детства отличалась проницательностью и норовила заглянуть за блестящий фасад, чтобы обнаружить пятнышко на обратной стороне. Собрав вместе то немногое, что нам удалось услышать о нашем дедушке, я уже успела составить о нем более или менее цельное представление и определить, что он был из тех, кто долго не прощает — судя по тому, что он отвергал свою когда-то столь любимую дочь целых пятнадцать лет. И все же, со всей своей твердостью, как может он противостоять маминому обаянию? Вряд ли это было возможно. Я часто была свидетелем споров по поводу семейного бюджета и поражалась, как ей удается заставить папу забыть о тратах и их последствиях. Он всегда бывал побежден. Достаточно было одного поцелуя, одного крепкого объятия или любого другого проявления ласки и нежности — и он соглашался, что так или иначе они смогут заплатить за очередную дорогую покупку.

— Кэти, — сказал Кристофер, — по-моему, ты чем-то очень озабочена. Если бы Бог не создал людей так, что они в конце концов стареют, слабеют и умирают, он никогда не позволил бы им иметь детей.

Почувствовав на себе его взгляд, я догадалась, что он читает мои мысли и вспыхнула.

Он ободряюще улыбнулся. Он был неунывающим оптимистом и, в отличие от меня, не впадал в меланхолию, сомнения и тяжелые раздумья.

Мы последовали совету матери и разбудили близнецов, посоветовав им встать на ноги и сделать над собой усилие, чтобы идти самим. Обильно расточая стоны и жалобы, они поплелись вслед за нами.

— Не хочу идти туда! — рыдала обыкновенно очень слезливая Кэрри. Кори только пищал. — Я не хочу идти по темному лесу! — продолжала вопить Кэрри, пытаясь освободить свою руку, которую я крепко сжимала. — Я иду домой! Пусти меня, Кэти, пусти меня!

Всхлипывания Кори становились все громче и громче.

Я было собралась поднять Кэрри обратно на руки, но поняла что уже не смогу сделать этого: руки слишком сильно болели.

Потом Кристофер отпустил Кори и побежал вперед, чтобы помочь маме с ее двумя тяжелыми чемоданами. Теперь за мной в темноте волочились два воющих близнеца.

Воздух был прохладным и пронзительно свежим.

Несмотря на то, что мама назвала эту местность холмистой, огромные темные формы, просматривавшиеся вдалеке, скорее напоминали горы. Я подняла глаза на небо. Оно напоминало глубокую миску бархатистого темно-синего цвета, перевернутую вверх дном и украшенную напоминающими снежинки кристаллами звезд. А может, это мои замерзшие слезы, которые мне предстоит выплакать в будущем? Почему-то мне показалось, что со своей высоты они смотрят на меня с сожалением, и я чувствовала себя подавленным, совершенно ничего не значащим существом размером с муравья. Небо было слишком близким, слишком большим и красивым, и наполняло меня странными предчувствиями. Одновременно я сознавала, что при других обстоятельствах я просто влюбилась бы в окружавший меня пейзаж.

Наконец мы приблизились к скоплению больших фешенебельных домов, расположившихся на склоне холма.

Никем не замеченные, мы подошли к самому большому, выглядевшему намного величественнее всех остальных. Мама приглушенным голосом сообщила нам, что дом ее предков называется Фоксворт Холл и что ему уже двести лет!

— Здесь есть какое-нибудь озеро, где можно плавать и кататься на коньках зимой? — спросил Кристофер. Он уже успел внимательно осмотреть эту сторону холма. — Пожалуй, для лыж это не лучшее место, слишком много деревьев и скалистых выступов.

— Да, — ответила мама, — примерно в четверти мили отсюда есть небольшое озеро. И она жестом указала направление.

Мы обошли кругом громаду дома, стараясь ступать почти на цыпочках. Когда мы оказались у черного входа, нас впустила пожилая женщина.

Скорее всего она ждала нас, потому что нам даже не пришлось стучать. Мы тихонько прокрались внутрь, как ночные воры. При этом женщина не произнесла ни слова приветствия. Может это была одна из служанок? Я опять была озадачена.

Мы немедленно оказались внутри темного дома, и она повела нас по узким и низким ступеням.

— Но уверена ли ты, что они достаточно умны? Может быть у них есть скрытые от глаз отклонения?

— Ничего подобного! — обиженно воскликнула мать. — Мои дети полноценны умственно и физически, и ты это прекрасно видишь!

Сверкнув глазами на женщину в сером, она опустилась на колени и начала раздевать Кэрри, которая уже клевала носом. Потом она перешла к Кори и расстегнула его голубую курточку. Кристофер между тем положил один из чемоданов на большую кровать, одну из стоявших в комнате. Он открыл его и достал два желтых комплекта из рубашек и штанишек — пижамы для близнецов.

Помогая Кори раздеться и одеть пижаму, я незаметно разглядывала высокую, крупную женщину, которая, по всей видимости, была нашей бабушкой. Осматривая ее лицо в поисках морщин или тяжелых складок на подбородке, я пришла к выводу, что она не такая старая, как мне показалось вначале. Ее волосы имели голубоватый стальной оттенок и крепко-накрепко стянутые сзади делали разрез глаз продолговатым. В нем было что-то кошачье. Было заметно, что каждая прядь волос небольшими клинышками подтягивает вверх отчаянно сопротивляющуюся кожу: пока я смотрела, один волос даже выбился, освободившись от заколок.

Ее нос напоминал орлиный клюв, плечи были очень широкими, а рот был как будто прорезан кривым острым ножом. В ее облике не было ничего мягкого или уступчивого, даже ягодицы под платьем смотрелись как железобетонные. Чувствовалось, что с ней шутки плохи, и вряд ли можно было надеяться на отношения, подобные нашим отношениям с отцом или матерью.

Мне она совсем не нравилась.

Мне захотелось домой. Губы у меня неожиданно задрожали. Я хотела, чтобы папа снова был с нами. Как могла такая женщина произвести на свет такое доброе и нежное создание, как наша мама. От кого она унаследовала свою красоту и жизнерадостность?

Я снова почувствовала дрожь и попыталась остановит! слезы, готовые хлынуть у меня из глаз. Мама заранее готовила нас к встрече с нелюбящим и безразличным к нашей судьбе дедушкой, но бабушка, которая сама подготовила наш приезд, оказалась самым сильным и горьким разочарованием. Я отчаянно заморгала глазами, чтобы Кристофер не заметил моих слез и не высмеял их потом. Я немного успокоилась, когда посмотрела, как мама с мягкой улыбкой укладывает в кровать уже одетого Кори, а вслед за ним, в ту же кровать и Кэрри. Они были такими милыми, когда лежали рядом: маленькие розовощекие куколки. Мама склонилась над ними, крепко поцеловала обоих, нежно смахнув со лба вьющиеся пряди волос, и тщательно укрыла их одеялом.

— Спокойной ночи, мои крошки, — прошептала она хорошо знакомым мне любящим голосом.

Близнецы ничего не слышали. Они уже крепко спали.

Однако, непоколебимая, как дерево, пустившее глубокие корни, наша бабушка, стоявшая у двери с явным недовольством, взглянула сначала на близнецов, а потом в нашу с Кристофером сторону: мы невольно прижались поближе друг к другу, тем более что мы еле держались на ногах от усталости. Ее каменно-серые глаза сверкнули с явным неодобрением. Казалось, в отличии от меня, мама поняла ее хмурый пронзительный взгляд и вспыхнула, когда бабушка произнесла: