Пастух - Григорий Диков Страница 11

— Давай, Ефим Григорьевич, заканчивай быстрей!

Хорошо, есть рядом келарь, белобрысый Нилов брат. Раньше Нил со всеми работниками сам управлялся, пока артель маленькая была, а теперь уже не мог. Ежели кто-то артачится, на работу выходить не хочет или больным сказывается, Нил келаря вместо себя высылает. Келаря рабочие боялись и слушались, как он скажет, так и делали. А Нил тем временем с поставщиками рядился да архимандрита обихаживал.

Так осень прошла, а за ней зима наступила На следующий год к масленице вроде основные работы по гостинице были закончены, осталось только рамы сделать да стекла вставить. Нил с келарем сели за счета, глядь — ау них перерасход! Нил расписки давал, не считая, и получилось, что гостиницу у них закончить еще получится, а церковь уже нет. Ошибка в смете вышла, всего не посчитали от неопытности.

Бросился Нил к архимандриту. Тот сперва рассердился, грозил Нила под суд отдать.

— Я тебе, мерзавцу, доверился, а ты, оказывается, дурак или, еще хуже того, мошенник! Что теперь мне в епархии говорить?

Нил сидит, голову в плечи втянул и боится слово молвить. Тут келарь у него из-за спины вылез и говорит архимандриту:

— Отец наместник, погодите! Мы это несчастье себе в пользу обратить можем. Гостиница у нас уже почти готова, есть где людей принимать, это главное. А деньги на церковь паломники пусть дадут.

Архимандрит ему:

— Так ведь деньги на церковь уже епархия выделила! Так не выйдет. Прознает епископ — мне несдобровать.

Белобрысый келарь отвечает:

— А мы им объяснение дадим. Смотрите, по чертежам у нас колокольня должна быть на восьмерике в четыре яруса. А мы вместо того ее на шесть ярусов поднимем! Будет у нас самая высокая колокольня в губернии. Под это соберем с паломников деньги. Будет у нас колокольня — никто считать не будет, что на епархиальные деньги построено, а что на общинные. Вот у меня уже и ходатайство есть от мирян, чтобы колокольню выше делать.

Сказал так и положил на стол митрополита письмо за сорока подписями.

Архимандрит письмо прочел, поморщился, да согласился — назад уж пути нет. Объявили в монастыре подписку на колокольню и даже картинку в надвратной башне повесили, как эта колокольня будет выглядеть. И кружки везде понавесили для медных денег.

А тут, представьте себе, какое везение. Приехала в монастырь из Юрьевца богатая купчиха с сыном, а у того была неостановимая икота. Купчиха всю ночь на коленях перед чудотворной иконой простояла и молилась, а наутро у сына икота прошла. Купчиха тогда щедро на колокольню пожертвовала, а вдобавок об этом случае в газетах напечатали. Тут и простые паломники стали давать — да столько, что кружки по два раза на дню опорожняли. Нил по всем долговым распискам рассчитался, и еще много осталось.

Все бы хорошо, да работники в артели стали ворчать, особенно из тех, кто в строительстве понимал. Нельзя, говорили, такой высоты колокольню строить, основа не выдержит. Сваи в землю под четыре яруса забивали, а тут все шесть. И архитектор из Нижнего письмо написал, угрожал в суд пойти, если его чертежи изменены будут.

Нил к брату-келарю побежал рассказывать о такой беде, а тот и слышать ничего не хочет:

— На артельщиков времени не трать, пусть работают, бездельники. Я по таким пустякам отца настоятеля беспокоить не буду. А с архитектором мы по-другому разберемся. Мне сказывали, что он весь в долгу, так мы ему сверху еще пятьсот рублей дадим, он про суд и забудет.

На том и порешили.

В общем, стали строить, как получится, на авось. Кто не согласен был, ушли на вольные хлеба, а вместо них новых работников наняли, посговорчивей. Можно сказать, что в тот год и закончилась артель Селивестрова: никого, почитай, из старых артельщиков в ней не осталось, только название одно сохранилось.

11. Полицмейстер

Так в строительстве еще год прошел, а там и весна наступила. Стоит церковь в лесах, внутри отделка идет, снаружи штукатурят. Все шесть ярусов у колокольни возвели, и вправду очень красиво получилось! Видно с Волги верст за двадцать, как на весеннем солнце золотой купол из-под лесов блестит. С какого места в городе ни посмотришь — вот она, красавица стройная, к облакам поднимается, до небосвода синего достает. А по лесам все людишки ползают, будто муравьи в муравейнике, и Нил над всеми начальник!

Про колокольню уже и в Нижнем знают, и в Костроме, и в Москве, и даже в «Церковных ведомостях» про нее дважды написали. Благочинный много раз приезжал строительство осматривать, а потом и сам епископ пожаловал. Архимандрит его принял и с расходами не считался: покатал по Волге на паровом катере, как лед сошел, и повара-француза из Москвы выписал для праздничного обеда.

Ну и на подарки потратился крепко, как полагается. А что деньги беречь, когда они рекой из кружек сыпятся, только успевай пересчитывать! Епископ так доволен был, что обещал похлопотать в Синоде и сделать монастырь первоклассным, как работы закончатся.

Нил смотрит на колокольню и сам глазам не верит. Вот чего, думает, я смог достичь усердием! То ли еще будет! Мужички торбеевские, которые меня выпороть хотели, до сих пор на земле пресмыкаются, в поте добывают жалкий свой хлеб, а я, как сокол, к облакам взвился и парю над ними в голубой небесной выси. Денег у меня много, ни в чем не нуждаюсь, работает на меня почти сотня человек. А самое главное, что я со всеми важными людьми в губернии перезнакомился и везде вхож, даже в дворянские дома.

И верно, в тот год Нил много знакомств полезных завязал, и стал через эти знакомства брать на стороне новые подряды. Сперва в уезде, потом в губернии, а потом и из других губерний стали звать на работу его артель. Нил никому не отказывал, а только и успевал, что новых людей нанимать и отправлять в отдаленные уезды. Завел он в банке счет, нанял помощников, чтобы за исполнением заказов приглядывали, и купил половину каменного дома под контору.

Жил Нил теперь от артели отдельно, снимал барский особняк с садом, а на строительство в монастырь ездил в коляске с кучером. Да и то сказать — если и ездил, то не каждый день. Теперь у него другие заботы стали. Раньше Нил вместе с работниками по лесам ползал или в котловане глину месил, а теперь стал брезговать. Целый день бумаги перекладывает, рабочих нанимает-увольняет да с поставщиками ругается. И деньги пересчитывает. Денег у него теперь стало так много, что он их в рост начал давать и землю скупать в пригородах, под новое строительство или для перепродажи.

А по вечерам Нил в благородные дома ходил: к судье, к полицмейстеру, к директору гимназии. И везде ему рады, представляют гостям так: «Вот Ефим Григорьевич, наш чудо-строитель! Русский Густав Эйфель!» Кто такой этот Эйфель, Нил не знал, но на всякий случай улыбался и кланялся застенчиво: «Что вы, господа, я человек простой, посконный, так сказать. Строю по Божьему наущению да по старинке, как деды и прадеды строили». Говорит так и на брата-келаря поглядывает, а тот ему головой качает: так, мол, продолжай, правильно говоришь. А по вечерам, после благородных домов, брал Нил коляску и уезжал тайком в трактир на пристань или за город, к цыганам.