Привыкнуть к друг к другу можно и без слов это совсем не долго - Ирина Алексеева Страница 11

I

Перед самым отъездом в Швецию у матери лопнуло лицо.

Что-то порвалось глубоко внутри, кровеносный сосуд, артерия, и из носа, как потом рассказывал отец, хлынула кровь, забрызгавшая все вокруг. Во всяком случае, дети обнаружили кровь повсюду, даже на кухне, в прихожей. Затем мать, видимо, направилась в ванную к умывальнику, прижимая носовой платок к лицу, он все еще лежал там, тяжелый от крови.

Они проснулись гораздо позже обычного, было уже совсем светло, и еще некоторое время нежились в постелях, звуки были не такие, как обычно с утра, а затем взглянули на часы и вскочили с кроватей. В доме никого, на кухне ни завтрака, ни записки, они стояли в прихожей и тихо переговаривались, затем принялись вытирать туалетной бумагой видневшиеся повсюду пятна крови, но их было слишком много.

Нам нужно в школу.

Сегодня не пойдем.

Думаешь... как ты думаешь, что случилось.

Пошли, нам пора в школу.

Они схватили свои ранцы, сестра еще успела намазать брату бутерброд, прежде чем они робко прикрыли за собой входную дверь.

Ты ключ взял.

Забыл.

Все равно, пошли в школу.

На них не сердились. Учителя спрашивали, что случилось. Дети беспомощно смотрели на учителей и пожимали плечами.

Дома никого не было.

Взяв детей с собой, один из учителей отправился звонить. Они покорно стояли в застекленном помещении школьной канцелярии, сюда приходили, только когда срочно требовалась помощь, но не может быть, чтобы их семье вдруг срочно потребовалась помощь, папа обязательно сказал бы им об этом или мама.

Тогда они еще не знали, что мама три недели не сможет разговаривать, потому что ей затампонируют лицо, чтобы остановить кровотечение.

Отец прямиком из клиники пришел в школу, чтобы забрать их. Но они не хотели.

У нас же занятия. Еще два урока. Мы сразу придем.

Но отец не хотел оставлять их одних и сам не хотел оставаться один, не волнуйтесь, пойдемте со мной, но они волновались бы намного меньше, если б, как обычно, сидели в классе, встревоженный взгляд учителей больше их не беспокоил, казался уже почти нормальным, учителя, да и дети временами незаметно поглядывали на них, осторожно, а они делали загадочные лица.

Тебе же нужно на работу.

Сегодня нет.

Мы займемся чем-нибудь интересным?

Сегодня нет.

Когда они вернулись домой, отец мыл ванную комнату, но по недостатку опыта он все время что-нибудь упускал из виду.

Они отправлялись на поиски пятен, это была такая игра. Пока они не увидели, как отец неподвижно стоит на кухне, уставившись на плиту.

Хочешь что-нибудь приготовить? Мы тебе поможем. Мы уже умеем варить спагетти.

Но он не слышал ничего, даже не повернул головы в их сторону. Они бесшумно передвигались вокруг него, как шпионы, затем начали его теребить. Но он не произнес ни слова, молча ушел в гостиную и сидел в кресле, дольше, чем можно было ожидать.

Они переглядывались, сделали уроки, старательнее, чем обычно, чтобы никто не подумал, будто они пользуются сложившимся положением. День стал похожим на остальные, отец снова заговорил, он рассказал о кровотечении, и о клинике, и что завтра они все могли бы навестить маму, и что им повезло, что они живут рядом с клиникой, и что с готовкой у него проблемы, он даже не умеет консервные банки открывать, не могли бы они питаться в школе, не могли бы сходить в булочную за пирожками, и, так как он дал им крупную купюру, они накупили пирожков на всю сумму, а потом сложили их горкой на кухонном столе, и тут отец рассмеялся.

Вечером дрозды пели так громко, что это раздражало детей, и они утащили матрасы в погреб, где было прохладно и не слышно дроздов и где стояли пылесос и стиральная машина, там они и заночевали.

Все еще будет хорошо?

Отец не ответил, он не хотел врать, но он должен был соврать, должен был хотя бы попытаться, возможно, они ждали именно этого, все остальное было неприемлемо.

Скажи нам.

Вместо этого приехала бабушка и взяла на себя хозяйство, так как им срочно понадобилась помощь и в такой ситуации семье нужно было сплотиться, отцу уже пора было выходить на работу, а они по-прежнему так и не побывали в клинике.

Бабушка требовала, чтобы после еды они благодарили ее за приготовленный обед, целуя и приговаривая, что было очень вкусно.

Сестра попыталась обедать в школе. Но так как она никого не знала, поскольку все ее подруги, у которых все было в порядке, ели дома, она одна сидела рядом с группой старшеклассников, которые бросались в нее картошкой фри, а стоило ей привстать, чтобы взять салфетку, подмешали ей кетчуп в шоколадный пудинг и смеялись ей вслед, когда она, сдавшись, уносила поднос. С той поры она стала есть с бабушкой и братом, но аппетита у нее не было.

После обеда бабушка поставила гладильную доску и принялась журить мать за то, что та никогда не гладила и что столько всего накопилось. Понурые дети разошлись по комнатам. Потом бабушку пустили вместе с отцом в клинику, потому что она была мамой их мамы.

А как же мы.

Мы же ее дети.

Придя домой, бабушка долго плакала.