Victory Park - Алексей Никитин Страница 11

И вот тут выяснилось важное: оказалось, в Очеретах живет старый. Одни зовут его дед Максим, другие – старый Багила. Кроме старого в селе есть еще бабка-шептуха. Баба Галя лечит, но может при случае и погадать на картах или по руке, а Багила видит тайное и будущее. Он не лечит, он только видит, но так, что прежде чем идти к нему, лучше подумать хорошо и не спеша, хочешь ли ты знать, что он увидит. Потом ведь с этим жить.

Ах, какие сомнения могут быть, когда тебе двадцать лет, когда двадцать пять? И вскоре тонкие каблучки киевлянок застучали по бетонным плитам аллей парка «Победа». Затем они осторожно заскользили между булыжниками старой дороги на Погребы и Летки, отделявшей Очереты от Комсомольского. И наконец, утопая в песке и глине немощеных улиц Очеретов, теряя набойки, кое-как добирались их молоденькие хозяйки до старой хаты бабы Гали и крепкого хозяйства деда Максима. Добирались, как правило, уже не в одиночку, потому что без сострадания видеть мучения неземных существ на французских шпильках отзывчивые очеретянские хлопцы не могли. Прежде чем они оказывались возле первого перекрестка центральной магистрали Очеретов – улицы Червоных казаков с безымянным козьим переулком, каждой предлагалась крепкая мужская рука и доскональное знание здешних улиц, тупиков, проходимых и непроходимых грязей. И то и другое охотно принималось, потому что без местного драйвера разобраться в географии Очеретов не смог бы и мастер спортивного ориентирования. В скором времени выяснялось, что поддержка и опыт предлагались на дорогу в обе стороны. Возвращаться приходилось, как правило, вечером, и впереди отчаянных девчонок с Комсомольского ждали не только полупроходимые сельские переулки, но и темные аллеи парка «Победа». Доброй славы у парка как не было в первые годы его существования, так не добавилось и после. Потому что, едва возникнув, он стал той ничейной землей, нейтральной полосой, которая не просто разделяла Комсомольский массив и Очереты, но позволяла им, не привлекая ненужного внимания сил охраны общественного порядка, выяснять спорные мировоззренческие вопросы.

Таких мест на границе Комсомольского образовалось три. Главным нервным узлом, конечно, стала танцплощадка, приткнувшаяся на самом краю парка и к нему уже вроде бы отношения не имевшая. Кто знает, о чем думали архитекторы, ограждая это круглое сооружение, словно территорию режимного объекта, рвом с водой и металлическими конструкциями? Опыт каких строек Сибири и Северного Казахстана использовали они? Но, так или иначе, с задачей проектировщики справились, и никаким недозволенным способом, минуя узкую бетонную плиту, переброшенную, словно подъемный мост, через ров с водой, попасть на танцпол было невозможно. Мир и благоденствие сошли на ярко освещенный пятачок. Зато какие страсти бушевали под вяжущие звуки саксофона поздними летними вечерами с внешней стороны крепостного рва! Здесь сталкивались не только интересы Соцгорода, очеретянских хлопцев и Комсомольского. Экстерриториальный статус танцплощадки признали все – сюда могли приезжать и совсем чужие с Воскресенки или даже с Русановки. Но одно дело безнаказанно появиться на танцах и совсем другое – уйти, не ответив на вопросы, задать которые всегда готовы люди, не безразличные к мелочам нашей жизни. Временные коалиции после танцев составлялись самые неожиданные, и нередко союзниками в них оказывались бойцы, при иных обстоятельствах не раз сходившиеся в жестких и безжалостных схватках. Например, парни с Комсомольского и Соцгорода. Возле танцплощадки они заключали временный союз, а конфликтные вопросы решали на Волчьей горе.

Чтобы получить гордое название горы на левом, плоском как столешница берегу достаточно возвышаться над окрестными плешами метров на пять. Да, пяти метров Волчьей горе вполне хватило. Эту кучу песка среди редких сосен назвали горой задолго до того, как поручик Нестеров выбрал ее для наблюдательного пункта на совместных учениях авиации и артиллерии.

Впрочем, о славном боевом прошлом Волчьей горы ни на Комсомольском, ни в Соцгороде в те времена ничего не знали. Просто она была всем удобна. У парней с Соцгорода, как правило, имелся уже кое-какой уголовный опыт и понятия о законах мироустройства. Но и у ребят с Комсомольского были свои взгляды на жизнь. Поэтому в мае, когда праздники шли один за другим и пить надоедало смертельно, или в пору летнего солнцестояния, когда вечера все тянулись, не заканчиваясь, и казалось, что жизнь будет длиться вечно, на Волчьей горе и возле нее шли отчаянные бои. Соцгород пытался доказать Комсомольскому, что желторотым щеглам рано иметь собственное мнение и дальше лавочек под подъездами новеньких пятиэтажек нос им высовывать пока опасно. А Комсомольский, отмахиваясь увесистыми трудовыми кулаками, объяснял Соцгороду, что нечего лезть к соседям, когда есть у тебя свой район и свои малинники. Вот и сиди там, надев противогаз, чтобы уже через год-два твои легкие не просвечивали на рентгене рваными детскими колготами.

Силы противостоящих сторон были приблизительно равны, а взгляды на жизнь хоть и отличались, все же не опровергали друг друга – скорее, дополняли. Потому уже через несколько лет, в конце шестидесятых, когда Комсомольский массив был застроен, противостояние на Волчьей горе затихло само собой.

От дней кровавых драк сохранились только клички: до конца семидесятых Соцгород называл жителей Комсомольского массива «щеглами», а Комсомольский, намекая на смрадную атмосферу мест, прилегающих к химкомбинату, продолжал дразнить их обитателей «противогазами». И еще «немцами» в память о военнопленных-строителях. Впрочем, уже поколение восьмидесятых не слышало почти ничего и об этом. Для них Волчья гора осталась лишь местом, где можно спокойно бухнуть в хорошей компании. А отголоски слухов двадцатилетней давности кому интересны? Все это ушло, сгинуло за горизонт времен и не вернется больше никогда.

Другое дело – парк «Победа», место хоть и не самое спокойное, но глухое и удаленное от магистралей. Здесь две цивилизации встретились и замерли в изумлении. Конечно же, очеретянские жители бывали прежде в Киеве, и бывали не раз. Они попадали в город по Русановскому мосту и затем по мосту Евгении Бош. В войну старые мосты взорвали, а новый Русановский и мост Метро на их месте появились только в середине шестидесятых. Добираться же до моста Патона из Очеретов было долго и неудобно. Поэтому, когда у них появлялись дела в городе, очеретянцы заводили моторы старых баркасов и держали курс на Речной вокзал.

Дорога из Очеретов в Киев отнимала не меньше часа, переправа через Днепр превращалась в целое путешествие, а Комсомольский с его гастрономами, хозяйственными магазинами так кстати, так удобно возник под самым боком, всего в десяти минутах езды на велосипеде. И едва отступила угроза, что стройка следа не оставит от старого села, пришло время использовать новые возможности. Торгуя на Комсомольском молоком и иной снедью, Очереты неплохо зарабатывали, а потом тратили заработанное в гастрономе на Дарницком бульваре, в «Светлячке» на Бойченко, позже – в «Алмазе» и «Ровеснике». Очереты не хотели войны, потому что польза от соседства с Комсомольским была слишком очевидна. Но и признавать превосходство пришельцев они не собирались.

Комсомольский не сразу заинтересовался Очеретами. Первое время село здесь не замечали, вернее, не выделяли его из окрестных пейзажей, ведь сразу за жилым массивом начинался лес, дальше шли заливные луга, а за ними тихо шуршали камыши, и они уже тянулись до Чертороя. Что интересного в каком-то старом сельце где-то между камышами и лесом, когда вокруг такие красоты? Даже осторожные вылазки доверчивых киевлянок к Багиле и бабе Гале мало что изменили в нелюбопытном безразличии горожан. Но первая же пасхальная всенощная в Очеретах, с колокольным набатом, предвещавшим крестный ход, подняла на ноги весь Комсомольский массив. Вывалив на балконы, полусонные горожане изумленно слушали «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех» и таращились на процессию крестного хода. Следом за старостой с фонарем и отцом Мыколой с кадилом паства огибала храм по небольшому старому майдану. «Христос воскресе»! – доносилось затем до разбуженных кварталов ночного Комсомольского.