Аустерия - Юлиан Стрыйковский Страница 11

Где-то далеко потрескивали отдельные выстрелы. Гусар тогда вздрагивал, озирался испуганно, а потом снова ронял голову на грудь. Каучуковый воротничок врезался в небритый подбородок. Конь ржал, дрожали бархатные губы, тянущиеся за кусочком сахару, дрожала черная от мух шкура на лошадиной шее. Гусар вскочил.

В залу вошли невестка и внучка. Стали хлопотать у стола. Спросили гусара, в каком виде яйца он любит. А то они забыли спросить. Пожарили ему болтушку, а может, он предпочитает глазунью или яйца по-венски? Гусар на все согласно кивал.

— Еще минуточку подождем, — сказала Мина, — сейчас дедушка кончит молиться. Лёлька, слышишь? Что там такое?

Фитиль еще больше прикручен. Это невестка, Лёльке не дотянуться. Будто от дуновения огонек в лампе зашипел и потускнел. Кто-то стоял во дворе и кричал пустым голосом, одним голосом, без слов. Огонь в лампе снова стал ярче. Лёлька кинулась к двери. Заскрежетал в сенях ключ.

Старый Таг сделал три шага назад и сплюнул через левое плечо — закончил «Восемнадцать благословений». Снял шелковый шнурок, обернулся и увидел открытую дверь и пятящуюся назад в залу Лёльку.

— Что случилось? — спросил.

— Боже! — крикнула невестка. — Бум!

Старый Таг отстранил ее:

— Отойди! Обе отойдите!

— Боже! Ма-а-а-амочка!

— Бум… — шепнул старый Таг.

Бум стоял в дверях, вытянув перед собой руки. На руках лежала Ася.

— Несчастье! — заломила руки невестка старого Тага.

— Она жива… она жива… — бормотал Бум.

— Что такое? Что случилось? — спрашивал старый Таг.

— Как теперь быть? — простонала Мина.

— Так, ни с того ни с сего? Что творится? — Старый Таг подошел к Буму, все еще стоящему на пороге. — Ну, входи же, сынок! Входи!

— Она жива… она жива…

— Боже! Боже! — Мина брызгала Асе в лицо водой.

— Надо ее положить, — сказал старый Таг. — Дай, сынок, помогу.

— Где ее теперь положишь? — Мина оглядела залу. — Может, вы сумеете помочь? — обратилась она к гусару. — Вас ведь, наверно, учили.

Гусар развел руками. Учили. Себе — пожалуйста. Руку, ногу, это он может. Но тут — он показал на грудь — не сумеет. Тут уже никто не поможет.

Достал бумажный, перевязанный веревочкой пакетик.

— Корпия, вата, бинт.

Невестка старого Тага отдернула руку. Побледнела.

— Не хочет?

— Я не умею. Корпия, бинт… Боже! Какой ужас!

Старый Таг отвел Бума в спальню. Помог положить девушку на кровать.

Бум сел на краешек. Гладил в темноте ее волосы. Носовым платком вытирал лоб. Платок был сухой.

Старый Таг принес свечи и вставил в латунный подсвечник, стоящий на ночном столике.

Бум потрогал Асин лоб. Взял ее руку в свои.

— Ася… Ася… — будил девушку Бум.

— А где отец? — спросил старый Таг.

Бум не сводил глаз с Асиного лица.

— Она жива… она жива…

— Может, отнести ее в больницу? — спросила Мина. — Это недалеко.

— Больница? Какая больница? Там со вчерашнего дня ни души, — бросил сердито старый Таг.

— А где фотограф Вильф? — допытывалась невестка. — Он-то хотя бы уже знает? Скажи, Бум! Ее отец знает?

— Уйдите отсюда, — приказал старый Таг.

Мина и Лёлька вышли из спальни.

Старый Таг взял подсвечник и поднес к лицу девушки. Присмотрелся. Поднял веко. Поставил подсвечник обратно на ночной столик.

— Она жива… она жива…

Бум смотрел на старого Тага.

Старый Таг закрыл глаза.

— Ася! — крикнул Бум. — Ася!

Упал на колени, стукнувшись лбом о край кровати. Взгляд метался из стороны в сторону.

— Ася! Ася! Ася! Ася!

— Бог дал, Бог взял. Благословен Судья истинный, — шептал старый Таг, ударяя себя в грудь. — Виновны, вероломны… Ты знаешь секреты Вселенной и сокровенные тайны всего живого.

В неплотно закрытую дверь заглянули Мина и Лёлька.

Бум вскочил. Подбежал к старому Тагу, схватил его за рукав и потянул к кровати. Губы у него дрожали, но голос был пустой, изнутри выдолбленный, один звук без слов. Хриплое мычанье немого.

— Ася! Ася! — Только это он и мог.

Старый Таг не сопротивлялся. Подошел к кровати, стоял, качал головой:

— Ой, Бумек! Ой, Бумек!

В дверях зарыдала Лёлька, за ней Мина.

— Ася! — взревел Бум и ударил себя кулаками по голове.

Невестка старого Тага вбежала в комнату и схватила его за руки:

— Побойся Бога, Бум! Что ты делаешь? Ой, как бы мальчик не сделал себе чего плохого! А где твои родители? Вильф, фотограф этот, я понимаю… — Она взглянула на мертвую Асю. — Но твой-то отец где? А твоя мать? Они ж настоящие родители… Вы вместе убегали.

Бум рванулся, невестка старого Тага не смогла его удержать. Размахивая руками как утопающий, с криком бросился на кровать. Уткнулся лицом в подушку. Голова девушки подскочила, повернулась набок и упала. Бум затрясся в беззвучных рыданиях.

Невестка заломила руки:

— Что это? Он смеется?

— Иди, иди! — Старый Таг попытался вытолкнуть ее за порог. Но Мина вырвалась:

— Сама уйду!

Старый Таг отпустил ее:

— Хотя бы ничего не говори.

Бум всхлипывал как маленький. У него началась икота.

— Принеси воды, — сказал старый Таг Лёльке.

Лёлька мигом вернулась со стаканом воды. Бум ее оттолкнул. Вода пролилась на маркизетовое, белое в розовый цветочек Асино платье.

Невестка старого Тага стала вытирать Асе шею платочком.

Бум поднял голову. Показал пальцем на капли у девушки на плече.

— Еще здесь… здесь… — попросил, тихо плача.

— Хорошо, хорошо.

Бума снова затрясло.

— Почему?.. Почему?.. — рыдал он.

— Попей! Попей! — уговаривал его старый Таг.

— Выпей глоток воды, — сказала невестка старого Тага.

— Ну, капельку, — просила Лёлька.

Бум поднял на Лёльку заплывшие невидящие глаза. С рыданием упал Асе на грудь. В самом центре кровавого пятна появилась светлая капля.

— Что делать? Нужно что-то сделать! — причитала невестка старого Тага. — Не может ведь она так здесь лежать.

— Закрой зеркало. Принеси второй подсвечник и еще одну свечу. Достань белую простыню. Мы положим ее на пол. — Старый Таг распрямился. — А ты, Лёлька, принеси из коровника соломы.