На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж - Анна Бялко Страница 11

Она уже на подходе, минут через пять мы предъявляем заветный талон, и нас впускают в отдел. Продают сапоги и туфли, на один талон — одна пара обуви. Туфли нам на фиг не нужны, мы прямым ходом кидаемся к сапогам. Чудесные сапоги, австрийские, коричневые, на «манке». Я беру примерять свой размер, Ляля — самый большой из имеющихся. Ляле сапоги малы — вопрос отпал сам собой, а мне великоваты, я беру на размер поменьше. Эти оказываются тесны, я опять беру другую пару. Пока я меряю, Ляля бродит вокруг в слабой надежде обнаружить что-нибудь своего размера. Но вот вожделенные сапоги выбраны, я плачу деньги в кассу и, держа чек и коробку в руках, прохожу на контроль. Продавщица перевязывает коробку, надрывает чек и говорит мне:

— Ваш талон, пожалуйста, — чтобы поставить в нем штамп.

И тут я понимаю, что талона у меня нет. Вот только что был, минуту назад держала в руках, и — нет. Ужас, отразившийся на моем лице, столь явствен, что продавщица жалеет меня, говорит:

— Да не волнуйтесь вы так, отойдите пока в сторонку, поищите спокойно и заберите свою коробку, не найдете — назад поставите, без талона я отпустить не могу, — и подает мне мои сапоги.

Дальше я уже мало что соображаю, помню только, как в замедленной съемке: я судорожно роюсь в сумке, мечусь по отделу, роняя то кошелек, то перчатки, спрашиваю в отчаянии у людей, не видали ли они здесь талона — глупость, конечно, но мне не до размышлений, — а Ляля с нордическим видом ходит за мной, подбирая мои вещи, и даже не пытается ничего говорить. Так проходит минут десять, вдруг каким-то остатком разума я понимаю, что все кончено, талон пропал, но сапоги-то пока не отняли. Вот она, коробка, в руках. В последнем приступе отчаяния я беру ее под мышку, прикрывая, насколько можно, рукавом, и неспешным шагом направляюсь к выходу из отдела.

Я иду медленно, но решительно, молясь про себя, чтобы только Ляля не заорала у меня за спиной: «Ты куда?!» Слегка оглянувшись через плечо, замечаю Лялю, идущую следом за мной и прикрывающую коробку сзади. Господи, какая же она умница, все поняла!

Продавщица на контроле отвлеклась разговором с кассиршей, еще одна на выходе не обращает на нас внимания — тут все с коробками, да и толпа кругом. Мы выходим из обувного отдела и идем через зал к общему выходу, все убыстряя шаг. На лестнице мы пускаемся бегом и, выйдя наружу, продолжаем бежать. Мы несемся, тяжело пыхтя, по неосвещенной улице, и только на полпути к метро, видя, что никто не гонится вслед и не свистит, останавливаемся передохнуть, и тут я замечаю, что у меня в руке зажат надорванный чек.

— О Боже, Ляля, — говорю я, — смотри, я же за них заплатила! Вот, сто тридцать пять рублей. Значит, я их не украла?! Какого черта мы так несемся?

Мы хватаем друг друга за руки и начинаем хохотать, как ненормальные, всхлипывая и завывая от смеха. Кажется, на нас оборачиваются прохожие. Отхохотавшись, мы продолжаем путь к метро, взахлеб обсуждая подробности происшедшего. Часть пути нам ехать вместе, так что мы продолжаем вспоминать, уже сев в полупустой по позднему времени поезд.

— А я смотрю, — рассказывает Ляля, — ты пошла к выходу. Ну, думаю, совсем с горя спятила. Только хотела крикнуть, хорошо, сообразила вовремя — и за тобой.

— Я так боялась, что ты заорешь, тогда бы все. Какие же мы с тобой дуры, неслись потом, будто вправду украли...

— Между прочим, я убеждена была, что украли, ужас. Довели нас с этим талоном до ручки, уже сама не знаешь, что где. Ладно, я выхожу на следующей, счастливо. Ты давай осторожней, не потеряй ничего, а то, я вижу, ты до сих пор еще не в себе.

Ляля выходит, а мне осталось две остановки до пересадки, и там еще... Весь остаток пути я крепко прижимаю к себе коробку. Купила все-таки, новые, такие красивые, теплые, удобные. Как жалко, что дома нет телефона, даже не рассказать никому, не поделиться радостью. И Наташке надо спасибо сказать. И денег я кому-то из них должна, даже не спросила в суматохе. Ничего, завтра найду где-нибудь телефон, а сейчас прямиком домой, приходить в чувство.

Когда я открываю свою дверь, в квартире почему-то горит свет. Я даже не успеваю ничего сообразить и испугаться, как из кухни выходит Игорь. (У него тоже есть мои ключи, я как-то дала ему на всякий случай, надо вообще-то забрать.) Но сейчас я страшно рада, мне просто необходим слушатель, он даже не успевает спросить, где я была, как я обрушиваю на него всю сагу о сапогах. Я триумфально тащу коробку в комнату, распаковываю, примеряю и при этом не закрываю рта. Собака возбужденно носится вокруг, сует нос то в коробку, то в сапог. Она-то всегда чувствует мое настроение, лапочка, все понимает и разделяет, нет бы Игорю так, но от него разве дождешься... Спокоен, как удав.

— Ненормальная, — говорит он мне ласково. — Ну купила, и замечательно, хорошие сапоги, но нельзя же так. Ты успокойся, пойди хоть чаю попей, там чайник горячий. Может, поешь чего-нибудь?

Есть я не хочу. Игорь наливает мне чаю, но я не пью, я все еще переживаю случившееся вслух. Нет, ни одному мужику, даже самому лучшему, этого не понять. Ведь я купила са-по-ги! Я их столько искала, столько мечтала... Ходила почти босиком. Так настрадалась в этом магазине, а тут какой-то чай.

Внезапно я как-то сразу ощущаю сильную головную боль и общую усталость. Меня начинает знобить и трясти, испуганный Игорь приносит градусник, сую его под мышку — 38,2. Так и есть, заболела, не прошли мне даром мокрые ноги. Я сразу же съедаю две таблетки анальгина, влезаю в теплую пижаму, халат и шерстяные носки. Ну никак нельзя заболевать, завтра кровь из носу надо в ФИАН. Ох, черт, ведь еще и с собакой гулять...

Добрый Игорь сам выходит с собакой. С его стороны это просто гражданский подвиг, он мою собаку терпеть не может. Она была куплена, невзирая на громкие протесты с его стороны, и он поклялся никакого участия в собачьей жизни не принимать. Сам он страшный кошатник, но при этом все равно хороший человек. И чего мне еще надо?

Анальгин действует, озноб понемногу утихает, но в висках стучат молоточки, и перед глазами мелькают белые искры. Еще, наверное, и давление поднялось. Все-таки, скорее всего, это не простуда, а стресс от пережитого. Если так, то ничего, до завтра пройдет, надо просто лечь скорее спать, и все.

Игорь возвращается, я делюсь с ним своими предположениями. Он соглашается, что такое запросто может быть, в стрессах он, будучи альпинистом, кое-чего смыслит. У него, правда, в голове не укладывается, как можно добиться стресса простым актом покупки сапог, но рецепт во всех случаях один — расслабиться, согреться и постараться заснуть. Я ухожу в Костькину комнату, не зажигая света, снимаю халат и забираюсь в неубранную с утра постель — вот как хорошо не быть излишне аккуратной, а то возиться бы пришлось. Собака, мокрая и холодная после прогулки, тоже тут как тут. «Ну и денек», — успевает еще пронестись в голове последняя на сегодня мысль, и я блаженно отключаюсь.