Свежий начальник - Ашот Аршакян Страница 11

— Конечно, проводите меня до платформы. А до какой вам остановки?

Вот тут я должен был ответить вопросом на вопрос, я должен был узнать, куда нужно слепому и наврать, что еду в противоположную сторону. Но я проговорился:

— Мне до Пушкинской!

— И мне! — обрадовался слепой.

Да! Мне всего лишь надо было доехать до станции метро «Пушкинская». Всего девять остановок. А на обратном пути я вызову такси, найму охрану, сейф, пистолет… Что угодно! Только бы избавиться от слепого, продать шкатулку, сделать себе самый важный подарок на Рождество. И не думать о том, что вместо бриллиантов в коробочке лежит свинцовая болванка или еще что-то в этом роде…

Хотя, если слепой уже подменил шкатулку, то зачем он увязался со мной? Значит, не подменил?! Значит, еще только собирается подменить?!

Когда прибыл поезд, я спросил у него:

— А вы действительно слепой?!

— Не совсем… — своим гнусавым и нарочито жалобным тоном ответил тот, и добавил: — Слабовидящий…

Так вот «под ручку» мы протиснулись в переполненный вагон. И опять все мое существование сконцентрировалось на коробочке со шкатулкой. Мою руку как будто что-то жгло, и это жжение поднималось вверх, охватывая грудь и голову. Мне нестерпимо хотелось проверить, на месте ли шкатулка. Я чувствовал, как моя левая рука пульсирует и даже трясется. Бывает такой момент во время сна, когда ты мысленно делаешь какое-то движение, ну, например, тебе хочется повернуться на другой бок, но взаправду этого не происходит, и только после множественных мысленных попыток, окончательно проснувшись, тебе, наконец, это удается. Так получилось и в этот раз.

Когда поезд на перегоне «Текстильщики» — «Волгоградский проспект» выехал на поверхность, я вырвал из кармана куртки четырежды проклятую коробочку, извлек бархатный футляр, открыл его, и на гранях бриллиантовой черепашки взорвалось яркое полуденное солнце…

Взорвалось и померкло в моих глазах. Перед собой я видел только белые пятна.

Я подумал, что это не страшно, что скоро это пройдет. Я засунул футляр в коробочку и убрал обратно в карман. Не знаю, как это смотрелось со стороны, но чувствовал я себя совсем глупо.

Вот мы уже проехали Пролетарскую.

Слепой снова держал мой локоть. Прошло беспокойство. Только нормальное зрение ко мне не возвращалось. И люди, и станции, и реклама не стенах — все было настолько размытым, что я мог только догадываться о том, что вижу.

Как можно потерять зрение, помогая слепому? Я сам над собой смеялся.

Таганская, Китай-город, Кузнецкий мост…

Я водил перед глазами руками, пытаясь их разглядеть, и совсем не заботился о содержимом своих карманов.

Выйдя из вагона, я на ощупь добрался до мраморной колонны и остановился.

— Что с вами? — спросил Гудини.

— Понимаете, со мной что-то случилось… У меня слабость или повышенное давление… Пойдемте к эскалатору.

Мы шли медленно, иногда задевали людей.

Не помню, как выбрались на улицу. Было светло, я не различал названия, номера домов, но никак не мог признаться Гудини, что тоже ослеп. Теперь, больше ориентируясь на звук, я слышал, о чем разговаривают прохожие, они больше не казались мне только потенциальными клиентами. А когда я в очередной раз наткнулся на кого-то, нам крикнули:

— Вы что ослепли?! — и затем: — Ах! Да! Извините! С наступающим!

Гудини остановился, легонько постучал тростью по моим туфлям.

Я понял, что без его помощи не обойтись.

Клиент был удивлен, что с таким ценным товаром руководство ювелирного магазина отправило слабовидящего курьера, да еще и со стажером. Но перед праздником не стал сердиться и дал чаевые. Гудини сначала сам пересчитал деньги, потом мне показал, как это делается.

Первое, что я различил, выйдя на улицу, была перетяжка через всю Тверскую: «С Рождеством Христовым!»