Половина желтого солнца - Нгози Адичи Чимаманда Страница 11

— Ладно.

Оланне не нравился никто из молодых людей, с которыми встречалась Кайнене, не по душе были ей и романы сестры с белыми в Англии. Их плохо скрываемое высокомерие, фальшь в речах выводили из себя. Но когда Кайнене привела на ужин Ричарда Черчилля, Оланна не испытала к нему неприязни. Может быть, потому, что в нем не было ни тени обычного английского самомнения — мы, мол, знаем вас, африканцев, лучше, чем вы сами себя. Напротив, его отличала очаровательная скромность, почти застенчивость. Или она прониклась симпатией к Ричарду в пику родителям? Ричард не произвел на них впечатления — у него не оказалось полезных знакомств.

— Ричарду наверняка будет интересно у Оденигбо. По вечерам там что-то вроде политического клуба. Первое время Оденигбо приглашал одних африканцев — в университете и так засилье иностранцев, и он хотел дать африканцам возможность пообщаться друг с другом. Вначале каждый приносил что-то с собой, а теперь все скидываются, каждую неделю он покупает выпивку, все собираются у него и… — Оланна осеклась. Кайнене смотрела на нее жестко, будто сестра, нарушив их негласное правило, принялась болтать о пустяках.

Кайнене направилась к двери, спросив на ходу:

— Когда ты едешь в Кано?

— Завтра. — Оланне так хотелось, чтобы Кайнене осталась, чтобы села на кровать, обняв подушку, и они болтали и смеялись, как раньше!

— Счастливого пути. Привет тете, дяде и Аризе.

Оланна прислушалась к шагам сестры по ковру в коридоре. Только сейчас, когда они вернулись из Англии и снова жили под одной крышей, Оланна осознала, как мало осталось у них общего. Кайнене была замкнутым ребенком, потом угрюмым, подчас язвительным подростком; она не старалась угодить родителям, и Оланне приходилось отдуваться за двоих. И все же они были близки, несмотря ни на что. Их связывала дружба. Когда все переменилось? Ничего страшного между ними не произошло — ни крупной ссоры, ни серьезного недоразумения, — они просто отдалились друг от друга, и сейчас именно Кайнене упорно держалась на расстоянии, не позволяя вернуть былую близость.

Оланна решила не лететь в Кано самолетом. Ей нравилось сидеть у окна поезда и смотреть, как проносятся мимо густые леса, тянутся равнины, бредут стада, а следом идут погонщики в расстегнутых рубахах. Добравшись до Кано, Оланна в который раз изумилась, до чего не похож он на Лагос, на Нсукку, на ее родной Умунначи, какие же все-таки разные Север и Юг. Здесь под ногами раскаленный серый песок, а дома, на Юге, — комковатая рыжая земля; деревья здесь ухоженные, совсем не буйная зелень Умунначи. Здесь всюду, куда хватает глаз, простирается плоская равнина, сливаясь на горизонте с серебристо-белесым небом.

От вокзала Оланна взяла такси, попросила водителя остановить у рынка и подождать, а сама побежала проведать дядю Мбези.

Она пробиралась вдоль узких рядов, вокруг сновали мальчишки с тяжелыми тюками на головах, торговались женщины, орали разносчики. Из музыкального ларька несся хайлайф; Оланна, чуть замедлив шаг, подпела Бобби Бенсону и заспешила к дядиной палатке, где полки были уставлены ведрами и прочей домашней утварью.

— Омалича! — воскликнул дядя Мбези, увидев ее. «Красавица» — так называл он и Оланну, и ее мать. — Я о тебе вспоминал. Чувствовал, что ты скоро к нам пожалуешь.

— Здравствуй, дядя!

Они обнялись, Оланна уткнулась ему в плечо. От него пахло потом, уличным рынком, пылью деревянных полок.

Не верилось, что дядя Мбези и ее мать вместе росли, что они брат и сестра. Мало того, что светлокожий дядя Мбези не блистал красотой, он был еще и насквозь земным. Не оттого ли Оланна так восхищалась им, что он нисколько не походил на мать?

Когда Оланна приезжала погостить, дядя Мбези после ужина всегда усаживался с ней во дворе и делился семейными новостями: незамужняя дочь родственников беременна, и он хочет забрать ее к себе, чтобы спасти от гнева односельчан; здесь, в Кано, умер его племянник, и нужно подешевле переправить тело на родину. Или говорил с ней о политике: что обсуждает сейчас Союз игбо, за что борется, против чего выступает. Собирался Союз игбо у дяди Мбези во дворе. Оланна несколько раз бывала на собраниях, и ей запомнилось одно, когда разгневанные мужчины и женщины говорили о том, что на Севере детей-игбо не принимают в школы. Встал дядя Мбези и топнул ногой. «Ndi be anyi! [27]Братья мои! Мы сами построим школу! Соберем деньги и построим!» Выслушав его, Оланна вместе со всеми хлопала и кричала: «Правильно, так и сделаем!» — но в глубине души опасалась, что построить школу будет непросто. Пожалуй, легче убедить северян принимать в школы детей-игбо.

Однако теперь, спустя всего несколько лет, Оланна ехала в такси мимо школы Союза игбо на Эйрпорт — роуд. Шла перемена, и детвора высыпала на школьный Двор. Мальчишки играли в футбол, ближе к шоссе собрались стайками девчонки, прыгали то на одной, то на Другой ножке и хлопали в такт. Когда такси подъезжало к коммунальному дому в Сабон-Гари, [28]Оланна еще издали увидела тетю Ифеку у придорожного киоска. Тетя Ифека вытерла руки о линялую накидку, обняла Оланну, отстранилась, чтобы разглядеть ее получше, и снова обняла.

— Наша Оланна!

— Тетушка! Kedu?

— Хорошо, а уж тебя-то как рада видеть!

— Аризе еще не пришла со своих курсов кройки и шитья?

— Будет с минуты на минуту.

— Как у нее дела? О-па agakwa, все хорошо? Как ее успехи?

— Весь дом завалила выкройками.

— А что у Одинчезо и Экене?

— Они все там же, на прошлой неделе приезжали, спрашивали про тебя.

— Как им живется в Майдугури? Торговля налаживается?

— С голоду не умирают.

Глядя в простое, некрасивое лицо тети Ифеки, Оланна пожалела на миг, что та ей не мать, — но тут же устыдилась этой мысли. Тетя Ифека и так ей почти как мать, ведь это она выкормила их с Кайнене грудью, когда у матери сразу после родов пропало молоко. Правда, Кайнене говорила, что никуда молоко у матери не пропадало, она просто боялась, что грудь отвиснет, и сдала двойняшек невестке, тоже кормившей ребенка.

— Пойдем в дом, ada anyi. [29]— Захлопнув деревянные ставни киоска, где стояли ровными рядами коробки спичек, жевательная резинка, сладости, сигареты, стиральные порошки, тетя Ифека взяла у Оланны сумку и первой направилась во двор.

Дом был приземистый, некрашеный. На веревках висело белье, жесткое, будто иссушенное зноем. Под деревом кука свалены автомобильные покрышки, с которыми играли дети. Оланна знала, что тишине во дворе скоро конец: вот-вот дети вернутся из школы, зазвенят в кухне и на веранде голоса. Семья дяди Мбези занимала две комнаты. В первой, где видавшие виды диваны на ночь сдвигали, освобождая место для циновок, Оланна достала гостинцы — хлеб, обувь, флакончики крема, — а тетя Ифека стояла в сторонке, спрятав руки за спину, и приговаривала: «Да воздастся тебе добром за добро. Да воздастся».