Человек воды - Джон Ирвинг Страница 11

— Кент? — спрашивает Ральф. — Где пончики?

— Я ждал, когда ты придешь, — бормочет Кент, заливаясь краской.

— Два с желе и одно с воздушным кремом, — говорит Ральф. — Тюльпен?

— Два с воздушным кремом.

— Тамп-Тамп?

— И жареный пирожок.

— Два с желе, два с воздушным кремом и один жареный пирожок, Кент, — повторяет Ральф.

Когда Кент отправляется выполнять задание, Ральф спрашивает нас:

— Кто такой, черт подери, этот Гронтц?

— «Найди меня», — называет Тюльпен.

— «Белые колени», — называю я, — «Одному Богу известно…».

— Кент курит? — спрашивает Ральф. Никто не имеет об этом никакого понятия. — Ну так вот, если не курит, — продолжает Ральф, — то должен попробовать. А если попробует, то должен бросить.

Возвращается Кент, источник сплетен и информации.

— Два с желе, два с воздушным кремом и один жареный пирожок.

— Спасибо.

— Спасибо.

— Спасибо, Кент.

— Вечером в пятницу Уордель открывает новое заведение у Беппо, — сообщает нам Кент.

— Оно не продержится и недели, — говорю я, затем смотрю на Тюльпен: «Кто такой Уордель?» Она отвечает мне взглядом: «А где это Беппо?»

— Угу, — кивает Ральф.

Мы наблюдаем, как Кент трудится над кофейником.

— Поаккуратней, — говорит ему Тюльпен. Ральф явно разочарован пончиками с желе.

— Красное желе, — говорит он. — А я люблю фиолетовое.

— Виноградное, Ральф, — поправляю я его.

— Точно, виноградное. Это красное дерьмо совершенно несъедобно.

Кент обеспокоен.

— Я слышал, что Марко выставили к чертовой матери с побережья, — сообщает он нам, — за нарушение общественного порядка.

— Как твой жареный пирожок, Тамп-Тамп?

— Пирожок превосходный, Ральф.

— Два жареных пирожка, Кент, — говорит Ральф. — Ты будешь еще, Тамп-Тамп?

— Нет, — вмешивается Тюльпен. — Он и так начинает толстеть.

— Три жареных пирожка, Кент, — говорит Ральф, расковыривая омерзительный пончик с красным желе.

— Ты и так уже толстый, — говорит ему Тюльпен. — А Трампера еще можно спасти.

— Три жареных пирожка, — повторяет Ральф. Нарастающие разногласия в комнате смолкают, когда Кент открывает дверь. Ральф прислушивается к удаляющемуся звуку шагов Кента по тротуару. Теперь мы можем высказать нечто конфиденциальное и особо важное, что предназначено лишь Для наших ушей. При Кенте Ральф старается не говорить о глубоко личном. Полагаю, это нечто вроде профессиональной самозащиты.

— Тамп-Тамп, дружище, — начинает он, обнимая своими здоровенными лапищами нас с Тюльпен. — Приятель, ты бы видел, какая задница мне попалась вчера вечером…

И он смотрит на Тюльпен в ожидании, что она приподнимет грудь тыльной стороной ладони. Но она его игнорирует; она просто поворачивается спиной и направляется к двери, ее локоть слегка торчит вверх.

— Я правда видел! — кричит Ральф. Но она уже ушла; дверь в фотолабораторию закрывается, и я остаюсь один на один с Ральфом Пакером, который — несмотря на то (или благодаря этому) что никогда не знает, что он имеет в виду, — стоит в авангарде кинематографического андеграунда.

Мы сидим и ждем жареных пирожков.