Amore & Amaretti - Виктория Косфорд Страница 11

Симона самодовольна и капризна, как я вскоре выясняю, и все же ее компания приятна мне, хотя наши бессвязные разговоры на отрывочном итальянском редко затрагивают иные темы, кроме мужчин и шмоток. Пролежав несколько часов на солнце почти в коматозном состоянии, мы садимся у входа в гостиницу и ложечками едим вишневое и бирюзовое мороженое из высоких красивых креманок. По вечерам за кувшином треббьяно лакомимся морепродуктами, подбирая острый сок тонкими овальными кусками хлеба, который называется «пьядина». Мы садимся на автобус до Римини — города в пятнадцати минутах от нас — и гуляем по древнему историческому центру, датируемому первым веком до нашей эры. Мои волосы выгорели почти добела, и мы выставляем напоказ наш холеный загар в открытых пляжных платьях, но каждый вечер, собираясь к ужину, я замечаю, с какой легкостью Симона носит кремовый лен и струящийся шелк, превращаясь в шикарную и элегантную европейку, которой мне никогда не стать.

Круг наших друзей из разных стран ширится: датчане, американцы, немцы и ирландцы, Аманда и ее муж-скульптор Рекс. Иногда заходит Раймондо, который стал моим союзником в войне с Мари-Клер, а точнее, великим сторонником союза Вики и Джанфранко, невзирая на мои протесты и клятвы, что между нами никогда больше ничего не будет. Раймондо очень любил нас как пару, и ему нравится вспоминать то лето, когда мы втроем — он, Джанфранко и я, — пьяные в стельку, прямо из ресторана отправились во Вьяреджо и всю дорогу распевали «Мареммо маремма маре», а приехав, сразу уснули на пляже и проснулись в полдень, обгорев до пузырей и мучаясь от похмелья.

Ко мне приезжает подруга из Австралии, и мы целыми днями играем в дорожный скраббл, с ужасом ожидая того момента, когда раздастся металлический лязг допотопного лифта, поднимающегося на верхний этаж, и решетчатая дверь со скрипом откроется, впуская новых гостей. Однажды в воскресенье вечером лифт привозит неожиданных гостей. Я знаю Антонеллу — она сестра моего друга, — но о ее приятеле с Сицилии только наслышана. Чезаре нависает над нами; его густые волосы, такие же черные, как глаза, падают ниже плеч. Антонелла и Чезаре наперебой рассказывают о ресторане, который купили в Портоферрайо, на острове Эльба; он будет называться «Робеспьер» и специализироваться на морской кухне. Сейчас они набирают персонал; не хочу ли я поработать летом помощником шеф-повара? Всех сотрудников ждет общая квартира в самом центре Портоферрайо, в пяти минутах от ресторана.

Я была однажды на острове Эльба: несколько солнечных выходных в начале знакомства с Джанфранко. Помню паром, соединяющий остров с материком, и маленький островок, который можно весь объехать за три часа; яхты в порту, лениво покачивающиеся на волнах, прозрачную синеву океана. Я думаю о том, как уютна моя жизнь, как в ней ничего не происходит. Я спокойна, как корова. Куда бы ни попала, в каком бы городе или стране ни оказалась, я всегда замачиваю одежду в ведерке в ванной, брызгаюсь тестером духов в супермаркете, придумываю новые диеты и записываю в дневник свои мрачные мысли. По утрам покупаю «Ла Национе» в одном и том же киоске и пью едва теплый капучино в баре на углу, а в последнее время по вечерам стою перед холодильником, пока остальные в квартире спят, и ем маскарпоне прямо из ванночки, словно пытаясь заполнить бездонный карман пустоты. Но он никогда не наполняется, поэтому я отвечаю «да».

Per non litigare occorre rimanere celibi.

Не хотите ссориться — не женитесь.

Из окна моей спальни открывается вид на ветхий, выцветший желтый фасад дома с деревянными зелеными ставнями и приземистую квадратную дверь в панефичио, где мы покупаем хлеб и булочки для ресторана. На стене городской ратуши табличка с именем Виктора Гюго, а еще неподалеку есть пиццерия «Гарибальдино».

В ресторане «Робеспьер» вместо абажуров — треуголки, а у входа стоит деревянная гильотина — сооружение Чезаре. И в зале, и на улице — столики, покрытые скатертями. Перед открытием Джанфранко садится на паром и весь день демонстрирует чудеса кулинарного искусства: запекает целую рыбу с картофельной чешуей на подносе, выкладывает башню из свернутых язычками ломтиков пурпурного прошутто и увенчивает ее корзинкой, вырезанной из апельсина и наполненной креветками всех размеров и розочками из редиса. Мы ждем приезда нового шеф-повара, Аннунцио.

Вдовец Аннунцио приезжает из Чечины, где живет с единственной дочерью. Он похож на злодея из ретромелодрамы: волосы зализаны, глаза налились кровью, огромные зубы в никотиновых пятнах. Когда он говорит, слюна блестит и летит во все стороны; подтяжки на его громадном пузе натянуты, он носит белье с длинным рукавом, джинсы с заглаженными стрелками и сандалии с носками.

Его уродство и несуразность так поразительны, что я поначалу прихожу в ужас оттого, что мне придется делить с ним квартиру. Аннунцио собрался на пенсию, но решает, что «Робеспьер» станет его лебединой песней. У нас странный квартет: Антонелла и Чезаре, между которыми искрит сексуальное притяжение; они сидят на наркотиках и оттого подвержены резким сменам настроения; «ла Вики» на йогуртовой диете, твердо намеренная забыть о Джанфранко; и неторопливый, мурлычащий себе под нос эксцентрик Аннунцио со своими байками.

Мы начинаем привыкать друг к другу. У меня появляется бойфренд — один из владельцев пиццерии «Гарибальдино». Он водит меня на открытые дискотеки по всему острову, потом везет в свой дом на колесах и умело занимается со мной любовью. Мне льстит внимание его пиццайоло [4], который на десять лет меня моложе, и, несмотря на то что у него есть подруга-голландка, он частенько паркует свою «веспу» у черного хода «Робеспьера» и заигрывает со мной. Он красив как бог. Через некоторое время мы вчетвером — ребята из пиццерии и их подружки-иностранки — становимся завсегдатаями винного бара, куда заходим после работы. Меня ничуть не волнует, что юный пиццайоло под столом кладет мне руку на колено; невозмутимым голосом я продолжаю разговор с его подругой. Мне кажется, я немного сошла с ума — от жаркого медленного лета и ощущения, что все, что происходит на острове, на самом деле нереально, от жалкой потребности быть любимой.

Покупаю подержанный велосипед и каждый день после обеда езжу по улицам, ведущим к моему любимому пляжу. Сбросив липкую, потную, замасленную рабочую одежду, ныряю в прохладную воду и, активно поплавав некоторое время, ложусь на спину и парю в невесомости, тишине и вечности. Когда возвращаюсь к аккуратно сложенной горке одежды, ложусь на одеяло и тут же засыпаю ровно на час. Потом приходит время ехать домой, где я принимаю душ, переодеваюсь и готовлюсь к вечерней смене.

Mangia che ti passa.

Поешь, и тебе станет лучше.

Аннунцио замачивает белье в отбеливателе. Вернувшись в квартиру, я вижу вереницу громадных, ослепительно белых квадратных трусов и развевающихся на ветру маек за окном его спальни. Каждый вечер перед работой мы с ним выпиваем по бокалу спумантино [5]в одном и том же баре.