Тишина - Питер Хег Страница 11

Он сидел на кровати. Медленно пил. В этой темной янтарной жидкости было все. Она успокаивала и насыщала, рождала ясность и восторг. Она блокировала больные нервы и возбуждала здоровые. Он поднял бокал, чтобы в нем преломился последний отсвет солнца. Нет света равного апрельскому. Он полон какой-то чарующей, оптимистичной ненадежности, как блефующий игрок в покер. Он дает обещание весны, не будучи уверенным, что сможет его выполнить.

Каспер вытащил ящик — большой плоский квадрат, похожий на те, в каких хранят свои чертежи архитекторы, — это был ящик Стине. Когда-то он заказал его для нее в компании «Руд. Расмусен».

До появления этого ящика она ничего у него не оставляла. По утрам она все собирала, методично, чаще всего пока он еще спал. Когда он просыпался, ничего не оставалось, никаких физических следов — только звучание.

Он искал ее — после ее ухода. В ванной — он надеялся, что она оставит крем, зубную щетку, но там было пусто. Однажды вечером, когда они ужинали, он заговорил об этом.

— Я мог бы освободить парочку полок в шкафу.

Отложив нож и вилку, она вытерла губы. Движения ее были изящными, но в то же время это было изящество животного, изящество умывающейся кошки, она была изящна так, как может быть изящен ягуар.

— Знаешь, что такое вуду? — сказала она. — Несколько лет назад мы очищали грунтовые воды на Гаити. Нас предупреждали COWI [14]и руководитель отдела, чтобы мы никогда нигде не оставляли свои личные вещи. Если колдун захочет причинить тебе вред и раздобудет что-нибудь из твоих вещей, то он получит над тобой власть.

Еда у него во рту превратилась в вязкую шпаклевочную массу.

— Мы не можем больше встречаться, — сказал он. — Если ты так смотришь на меня. Я не терплю унижения. Мы знакомы полтора месяца. Я всегда вел себя с полным уважением. По отношению к тебе. По отношению ко всем женщинам. Словно маленький мальчик, который смотрит через изгородь на живущую в соседнем доме девочку. Но никогда сам не перепрыгнет к ней. Всегда ждет, когда она сама захочет поиграть с ним.

— Но который в глубине души, — продолжила она, — вынашивает план. План захвата всего района.

Неделю спустя он сделал ящик. Он не предупреждал ее об этом; когда она пришла, шкафчик уже был прикреплен к стене вагончика и ящик слегка выдвинут. Она провела руками по дереву, выдвинула ящик, потом задвинула его, не произнеся ни слова. Размеры он снял с ящиков в ее квартире. Он идеально подходил для хранения двухсотпятидесятиметрового плана.

В следующий раз она принесла с собой папку. Ничего не говоря, она оставила в ящике двухсотпятидесятиметровый план, футляр с циркулем, копировальную бумагу. Так они там и остались.

Они по-прежнему лежали на месте. Он достал циркуль, карты — одна из них была картой Копенгагенского порта масштаба 1: 25 000. Вызвал в памяти звуковую картину телефонного разговора.

На переднем плане звучали колокола Мраморной церкви, электрически усиленные, но одновременно слегка приглушенные, чтобы не разбудить Амалиенборг. В открытом пространстве звуковое давление ослабевает на шесть децибел, когда расстояние от источника звука увеличивается в два раза. При помощи циркуля он отмерил примерно четыре километра на шкале в нижнем углу карты. Взяв церковь за центр, он очертил окружность с таким радиусом.

Церковь Грундтвига находилась в глубине звуковой картины, но звучала она отчетливо. Большой колокол — казалось, в полном одиночестве, — вибрируя, играл «Звонят к Рождественскому празднику», псалом тоже звучал в тональности «ре» — композитор изобразил звук колоколов. Значит, не исключено, что телефон находится высоко. Выше тех двадцати метров, на которые можно подняться, если залезть на крышу дома в районах Эстербро и Нёрребро. Он прикинул, что расстояние должно было составить пять километров. Он слышал и колокола церкви Спасителя. На периферии звуковой картины были колокола ратуши, он, должно быть, слышал их бой в четверть часа. Они были отлиты из железа, а не из бронзы, звук был жестким, а частоты не такими отчетливыми, как у церковных колоколов. Их расстояние от телефона было пять километров. Взяв церковь Грундтвига за центр, он нарисовал новую окружность с таким радиусом. Две окружности ограничивали общий участок, который включал в себя всю внешнюю часть района Эстербро.