Все к лучшему - Джонатан Троппер Страница 11

— Боишься?

— Рака?

— Цистоскопии.

С минуту я размышляю над ее вопросом.

— Да, — признаюсь я. — Пожалуй, боюсь.

— Хочешь, я поеду с тобой?

Конечно, хочу. И не потому, что мне так необходима ее поддержка, но потому, что это предложение подчеркивает нашу близость, а поскольку я тот еще придурок, то это невинное доказательство внушает мне надежду, хотя я прекрасно понимаю: ничего мне не светит. Но на минуту я в воображении переношусь в другую реальность, где Тамара пошла бы со мной к врачу. Она всегда очень сдержанна, даже скупа в проявлениях чувств, и поэтому вдвойне приятно перелезть через стену или войти в ворота и очутиться в крепости ее заботы. Но, разумеется, она не может пойти со мной, потому что есть Хоуп. Я люблю Хоуп, она любит меня, и когда я не в Ривердейле, такое положение дел меня полностью устраивает. Это мой мир. Так почему же, черт возьми, всякий раз, как вижу Тамару, я начинаю сомневаться в реальности его существования?

— Не стоит, — говорю я. — Не так уж это и весело, чтобы еще и зрителей звать.

— Как скажешь, — соглашается Тамара.

Вот, кстати, интересно: по какому-то неписаному соглашению мы никогда не упоминаем о Хоуп. О чем бы ни говорили, строим фразы так, чтобы и словом о ней не обмолвиться. Тамара в курсе, что Хоуп даже не догадывается о моих еженедельных визитах. И ее это устраивает. Мы словно живем в собственном мирке и не хотим пускать в него никого, кто мог бы заявить на нас права. Поэтому и не говорим о Хоуп. И не упоминаем имени Раэля, который, хоть и умер, но представляет не меньшую угрозу. Только «он» или «его». Я-то отдаю себе отчет, почему так делаю: потому что я конченый идиот, в короткие встречи с Тамарой питающий иллюзии, которые в лучшем случае можно назвать неуместными. Но почему она так себя ведет? Какие тайные мотивы движут ею?

По какой-то причине от этих рассуждений, пусть ошибочных и глупых, у меня по телу пробегает сладкая дрожь. Мы сидим на крыльце, смотрим на спящую Софи, я вдыхаю запах Тамары, легкий букет из фруктового шампуня и крема, которым она пользуется. Я представляю, как откидываю ее растрепанные темные волосы и зарываюсь лицом в ямку между ключиц, прижимаюсь губами к ее коже, с головой погружаюсь в ее аромат. Пожалуй, ничем хорошим это не кончилось бы.

— Ты только посмотри на нее, — произносит Тамара, с любовью глядя на Софи, — Когда спит, просто ангелочек. Никогда не скажешь, что на самом деле это сущий чертенок.

— Да уж, непоседа, — соглашаюсь я.

— Она стала такая упрямая. Если что-то не по ее — сразу в слезы и кричит, не умолкая. Я понимаю тех мамаш, которых посадили за то, что они швырнули ребенка в стену. — Я бросаю на Тамару удивленный взгляд. — Я не говорю, что сама бы так сделала. Я просто могу понять их порыв. Что угодно сделаешь, лишь бы она перестала орать.

— Знаешь что, никому об этом лучше не говори, — советую я.

Тамара смеется.

— Само собой. Это так, мысли вслух.

Ногой, как рычагом, я опираюсь о пол и раскачиваю нас.

— Иногда я его просто ненавижу.

«Его» — это Раэля.

— Сперва уговорил меня на ребенка, а потом бросил одну расхлебывать кашу. Это так на него похоже. Нет, я безумно люблю Софи, но как мне быть дальше? Если уж умираешь, так не связывай оставшихся по рукам и ногам, дай им возможность начать новую жизнь. У меня же на руках дочь, о ней нужно заботиться, да еще его родители звонят каждый божий день, спрашивают, как дела, потому что считают меня плохой матерью. Такое ощущение, будто он запер меня в своем мире, а сам сбежал. И я злюсь на него, а потом мучаюсь чувством вины за то, что разозлилась на него. В общем, голова идет кругом.

— Все будет хорошо, — успокаиваю я.

— Хреновая из меня мать.

— Не хреновая, а одинокая. Это называется «мать-одиночка».

— Я слишком много ругаюсь, я не соблюдаю режим, не меняю ей памперсы так часто, как нужно, она ест все, что захочет, я злюсь на нее за то, что связала меня по рукам и ногам. Что же будет, когда я снова начну встречаться с мужчинами?

В голове у меня ревет сирена тревоги и мигает аварийная сигнализация.

— Тебя пригласили на свидание?

— Да куда там, — отвечает она. — Ты только посмотри на меня. Кому я нужна?

Я испытываю облегчение, смешанное с чувством вины: я понимаю, что вскоре мой ложно направленный собственнический инстинкт будет противоречить желаниям Тамары.

— Всем, — говорю я, прикидываясь тем, кем, как мне казалось, я был до недавнего времени. На самом деле никакой я не друг, искренне озабоченный ее благополучием. Я играю эту роль в сериале. — Как только пройдет слух, что ты решила начать новую жизнь, от поклонников отбою не будет.

— Даже не знаю, что делать, — хмурится Тамара. — Раэль был единственным мужчиной, которому я поверила. До него у меня ни с кем не было серьезных отношений.

— Не торопись, — успокаиваю я. — Ты сама поймешь, когда будешь готова.

Я представляю себе будущих ухажеров Тамары. Наверняка все они будут выше меня и шире в плечах, с идеально низкой линией роста волос — из тех, что стрелой сходятся в одну точку посередине каждого виска, — и прямоугольным лбом под копной темных кудрей. Бизнесмены с накачанными мускулистыми шеями, управляющие хедж-фондов на немецких машинах. Они носят темные шелковые поло и костюмы от Армани, умудряясь при этом не выглядеть законченными пижонами. Таким ничего не стоит спустя два-три свидания пригласить Тамару на выходных съездить куда-нибудь в винные края на дегустацию. Они с подозрительным уважением воспримут роль, которую я играл подле Тамары, что, впрочем, не помешает им оттеснить меня на периферию ее жизни — эдак снисходительно, по-приятельски.

Она кладет голову мне на плечо и сжимает мою руку.

— Но, чур, выбирать их будешь ты, — просит она, — каждому, кто захочет пригласить меня на свидание, придется сперва получить твое одобрение.

Если так, ни у одного из них нет ни малейшего шанса. Я заминирую периметр, расставлю кругом медвежьи капканы, и чтобы выбраться из них, придется отгрызть себе ногу. Посмотрим, как они попрыгают на одной ноге в своих костюмчиках от Армани!

Я с заговорщицким видом похлопываю Тамару по ноге и кладу свою голову на ее.

— Все наладится, — обещаю я. — Ты умная, красивая, добрая. Мужчины пойдут на все, лишь бы тебя завоевать.

Я пойду на все, чтобы ты стала моей.

— Зак, — нежно произносит она.

— Что?

— Береги себя. У меня никого не осталось, кроме тебя.

— Сделаю все, что в моих силах, — обещаю я.

— Господь и так был ко мне несправедлив. Не разрушит же он еще раз мою жизнь, да еще так скоро. Это было бы чересчур.

Тамара верит во все подряд, от Бога до гороскопов, считает, что нашей судьбой управляют невидимые силы и каждый шаг теоретически может иметь грандиозные последствия.