Адриан Моул и оружие массового поражения - Сью Таунсенд Страница 11

Пятница, 1 ноября

День всех святых.

День, когда мой сын Гленн стал настоящим солдатом.

Суббота, 2 ноября

Вчера проснулся на рассвете, принял душ, заварил чай, отнес родителям. На тумбочке у кровати отца заметил бутылку вина и два бокала. Телевизор работал со вчерашнего вечера. Долго не мог их разбудить.

Даже забеспокоился, а вдруг они оба одновременно впали в кому, ведь бывают такие удивительные совпадения.

Велел им поторопиться. Отъезд назначен на 8.30, поскольку по дороге мне надо забрать костюм из химчистки, а потом заехать на другой конец города за Шарон.

Закрывая дверь спальни, услышал голос отца:

– Чур, я сижу впереди рядом с Адрианом.

У дома Шарон нас встретил ее новый сожитель – малый двадцати семи лет, звать Райан, вышел на крыльцо и уставился на машину. К груди он прижимал очередного младенца Шарон.

Тут в дверях появилась Шарон, в руках она держала: большой чемодан, сигарету, дамскую сумочку, черную бархатную шляпку зонтик, косметичку и перчатки.

– Господи! – прошептал отец. – Она как из того стишка про даму с картонкой и собачонкой.

Я вышел из машины и открыл багажник.

Ко мне приблизился Райан:

– Когда ты ее завтра привезешь?

Это зависит от погоды и плотности дорожного движения на магистралях, ответил я.

– Она должна вернуться к 12.30. У меня концерт в «Купер-хаус».

Его послушать, так он известный музыкант, за которого дерутся все телестудии Британии, но я-то знаю, что Райан зарабатывает шестнадцать фунтов в месяц, развлекая обитателей дома престарелых «Купер-хаус» песнями Веры Линн.

Дорога до казарм «Тыловик» заняла больше времени, чем я рассчитывал, поскольку мои пассажиры чуть ли не каждую минуту требовали остановиться, чтобы покурить. В костюм, рубашку и галстук пришлось переодеваться прямо в машине на автостоянке рядом с казармами.

Наконец я вылез из машины, и мама вскрикнула:

– А что это за белая фигня на твоих брюках?

Она поплевала на носовой платок и попыталась стереть пятна, но под воздействием химикалий они намертво пристали к штанам.

Большую часть дня я провел, прижав ладони к ляжкам – будто, завидев ребенка, готовлюсь нагнуться, чтобы потрепать его по волосам.

Высокий и очень породистый человек с россыпью медалей на груди, генерал Фробишер-Нэрн, обратился к толпе родственников и друзей с торжественной речью – мол, мы должны гордиться нашими сыновьями и дочерьми, которые будут служить своей королеве и стране.

Затем под звуки полкового оркестра туда-сюда маршировали молодые солдаты. Гленна мы увидели не сразу, первой разглядела его Шарон и расплакалась. Я обнял ее за плечи.

Отец снимал церемонию на миниатюрную видеокамеру.

И я очень даже возгордился, когда генерал Фробишер-Нэрн, проходя вдоль строя, остановился рядом с Гленном и проговорил с ним целую минуту.

Когда Гленн подошел к нам в актовом зале, где нам подали чай, я спросил, что сказал ему генерал.

– Он спросил, откуда я. Я ответил: «Из Лестера, сэр». А он: «Из Лестера? Не там ли делают чипсы «Уокер»?» А я: «Так точно, сэр». А он: «Вы любите чипсы, Ботт?» А я: «Так точно, сэр». А он: «И какие вы предпочитаете, Ботт?» А я: «С луком и сыром, сэр». Тогда он сказал: «Отлично, Ботт». И я ответил: «Благодарю, сэр».

Я промолчал, но, честно говоря, дорогой дневник, банальность их беседы меня огорчила. А тем более в такой момент, когда сам воздух вокруг пропитан предчувствием грядущей войны.

На вечеринке, устроенной в местном пабе, мы задержались недолго. Родители выставили себя на посмешище, извиваясь под «Давай опять станцуем твист». Думаю, Гленн вздохнул с облегчением, когда мы объявили, что возвращаемся в гостиницу.

Перед нашим уходом он сказал:

– Я хотел бы сфотографироваться с мамой и папой.

Один из его приятелей, застенчивый солдатик по имени Робби, сделал снимок. Сын встал между нами, а мы с Шарон обняли его за плечи. Гленн просто сиял от счастья.

Я загрустил при мысли, что Гленн рос не в нормальной семье, где мама и папа живут вместе и любят друг друга. Рано утром он улетает из аэропорта Гатуик на Тенерифе, чтобы провести там недельный отпуск со своими приятелями-солдатами.

Я дал ему пятьдесят фунтов, хотя сейчас для меня такая сумма непомерна.

Гостиницей «Курорт Лендор» заправляет супружеская чета – Лен и Дорин Легг. Поскольку ни у кого, кроме меня, в нашей компании нет действующей кредитки, отдал Лену Леггу свою.

Отец спросил, открыт ли еще бар. Хозяин вздохнул, закатил глаза, но достал из кармана громадную связку ключей и отпер решетку на двери бара.

– Спасибо, добрый хозяин, – сказал отец и потребовал бутылку холодного шампанского.

– Холодного нет, – пробурчал Лен. – Но могу положить в морозильник на полчаса.

– Не утруждайтесь, – ответил отец. – Через полчаса я соображу, что плачу с трехсотпроцентной наценкой, и аннулирую заказ. Шампанское сейчас или никогда!

Когда нам подали напитки, на пороге возникла Дорин Легг и осведомилась плаксивым тоном:

– Разве ты не идешь спать, Лен?

– Куда ж я пойду, не видишь, что тут творится, – ответил тот.

Дорин с укором воззрилась на нас:

– Он на ногах с половины шестого. Тут завелась мама:

– Как постояльцы гостиницы, мы, по законам Европейского союза, имеем право пить в баре круглосуточно, если того пожелаем.